Польша и Россия в первой трети XIX века

Таким образом, угроза со стороны масонства не исчезла. По агентурным данным, тайная масонская ложа действовала в Кракове в доме графа Юзефа Водзицкого, а между Королевством Польским и Галицией существовал постоянный контакт. Граф Тарновский сообщал о галицийском якобинском обществе, построенном по принципу десяток, называл имена его активных деятелей в Сондецком и Тарновском округах, которых подозревал в связях с Королевством. Примечательно, что связи, о которых доносила агентура, все равно, шла ли речь о Европе, польских землях или «кресах», были преимущественно связями с бывшими участниками революционных организаций, в том числе принадлежавших «к последнему обнаруженному заговору». При этом вновь звучала тема Калиша как «гнезда» политики и патриотизма, и вместе с тем возникали совершенно фантастические сюжеты: например, в доносе некоего пьяницы в декабре 1827 г. сообщалось о заговоре помещиков Плоцкого воеводства, подговоривших к бунту 60 тыс. человек, включая крестьян; заговор якобы распространялся на Августовское и Калишское воеводства вплоть до Великого княжества Познанского и имел поддержку заграничных деятелей. Зато другие сведения носили вполне правдоподобный характер. Так, сообщалось, что в 1826 г., уже после смерти Александра I, в его портрет стреляли патриоты, собравшиеся в имении В. Липского под Островом. В доносе Олтажевского в 1827 г. говорилось о «заядлом революционере» Абдоне Блешиньском и его брате Эразме, известном «дурным образом мыслей», который, «когда в винной лавке предложили тост за царя Николая I, бросил бокал под ноги, топтал его, говоря: „Если бы провозгласили его убийство, я бы и яду выпил“». Антимонархические настроения, особенно сильные в среде калишской оппозиции, проявились и в армии, найдя, в частности, выражение в распространении оскорбительных для царствующей фамилии изданий: например, стихи в подобном духе были найдены у юнкера Жабы. В помещичьей среде также осуждали русский царизм, возлагая на него вину за «разбойничью политику, разделившую Польшу». Обвинения находили и конкретного адресата: так, распространялись экземпляры тайно напечатанного в Вильно «неблагопристойного описания жизни» Екатерины II¹²²

.

Получая столь тревожную информацию уже после подавления восстания декабристов и раскрытия тайных обществ в Польше, правительство Королевства Польского понимало, что конспирация не разгромлена до конца и по-прежнему представляет угрозу. Так считал министр С. Грабовский, советовавший в 1827 г. для борьбы с революционным движением в Польше заручиться поддержкой костёла и самого Папы Римского¹²³

. Правительство нуждалось в международной поддержке, так как именно международные события были одним из факторов революционизации Польши. Такую связь видел Олтажевский, доносивший в 1827 г. о карбонариях в Калише: «Нынешняя форма португальского правительства – прием и размещение в этой стране испанских и итальянских революционеров, – речь английского министра Каннинга, выступившего за Португалию, сделала этих людей дерзкими и небезопасными». Польские патриоты следили за развитием международной ситуации, надеясь использовать осложнение ее в интересах возрождения родины, и в этом плане рассматривали возможность русско-турецкой войны. Еще в начале 1820-х гг. поляки, находившиеся в Турции в лагере великого визиря, просили Порту в случае войны с Россией помочь восстановить целостное Польское государство, где польский король будет править на основании Конституции 3 мая 1791 г. Они рассчитывали на поддержку турок европейцами, прежде всего англичанами. Следствие по делу Патриотического общества подтвердило сохранение этой линии в международной политике польских патриотов, а агентура сообщала все новые сведения в связи с обострением международной ситуации. Согласно ее данным, в начале 1829 г. в Турции уже формировались легионы из поляков и революционеров других национальностей для участия в войне против России, и на эту цель в Галиции собирали средства, вербовали добровольцев из военных. В ноябре 1829 г. там разнесся слух о поражении России в войне с турками, который дошел и до Королевства Польского. Агент писал, будто «поляки о том весьма сожалеют», но ситуация явно не была такой однозначной. Многое зависело от отношений России с ее партнерами по разделу Польши. Поляки ими очень интересовались и реагировали на все слухи, касавшиеся возможности нового передела польских территорий¹²⁴.