Ибо, уть того в честь одного и того же названного субстибрата крючкосвятой лососеведи, есть там уже здоровый руяный баранный малый наовéн в помещении своего притона пуста бордылок, как мне говорится. Заведение Противоконное16
, процветая подобно какому лорду-мэйору и буабоабаубому, блохнувшись пиявку (увышь!) чтоб лечь по ветру но подымая ветку бенна ярдоль (Ивойе17!) с бризной стороны (стыда ради!), высотою Брюстерового дымакаки18 и такую широхую низом как Финеас Барнум19; горебатя свою долю на плечах оселось на нем он ж такой крутой упалый, с каремной женой в попадосе что: свет-жукляк и три гни́лых мошеньких назорника, двое ребукашек и одна комарликовая де́блошка20. И ели он проклял и припроклял и был неувиди́мым делая что твои четверундогие видели или был он никогда устанным смотреть что вы осворкователи знаете, слез тучами единстверхно для иронижних свидетелей, и то сгодится сейчас о феерионах и хрупкоонех21. Хоть Эзет22 и выздорил это зефироту23, а Арца24 зазумила то вкруг своих небес навеки. Творец он створил для тварных своих творение. Белого монотоида? Красного театрократа? И все розовые пророки проповедняясь25? Очень много так26. Но как бы то ни было есть то верняк прежде всего, что жирафим Тория27 поручительствует и Мапкик28 заставляет молвиться, Челонцек 'Дешовец Есц29, набулдыемый каким мы его и думали, все же стоящий имеяни, пришел в это цветное веками место где проживаем мы в нашей парокиальной30 неботверди приливя отливени, с камышвырем на корпусе гуари, сего сдвоенно тюрбинного дау, Бейх для Дибблина, этой первой архипелаг посещающей шхуны, виклоузорная31 дево́ска у нее на носу за фигу́рглаву, 'мертвоморска дюгонка выныркапая из своих глубин, и всё попреведуя себя как фиглярец рыбой шерстьдесят лет с тех пор, его шеби под борком, ади и ейд32, становясь сипловласым под своим тюрбаном и превращая тростниковый сахар в целоложный крахмал (Туттут33 б его проблял!) как тот еще, забрюхивая правдогородку он распусхвастает буем когда затупьянен, наш старый обидчик был смирным, простым и кровосекомным34 от природы, что вы можете откалибрировать после прозвищей был подсунут ему, на рече языков, (они свят35 и славители богу!) и, тотализируя его, даже пятипятие что он, здраволишний серьезник, он есть оо и никакой не противоон36 кто и будет в конечном страхе ответстукным за гвалдеж в Эдемборо37.В гиганском катимом ребусе, тусклые фигуры грохочут мимо, исчезаются в туманные горизонты, и заменяются другими образами, смутными но полусознательно знакомыми. На этой вращающейся сцене, мифологические герои и события самой отдаленной античности занимают те же пространственные и временные планы как и более новые персонажи и современные происшествия. Всё время случается одновременно; Тристрам и Герцог Веллингтон, Отец Адам и Шалтай Болтай сливаются в единственный перцепт. Множественные значения присутствуют в каждой строчке; взаимосвязанные аллюзии на ключевые слова и фразы вплетены как фуговые темы в узор ж произведения. Финнеганов Помин суть изумительнейший, многогранный мономиф, не только кошмар какого-то Дублинского гражданина, но сноподобная сага виною-пятнанного, эвольвирующего человечества.
Обширный объем и навороченная структура
Первые четыре параграфа это приостановленное тиканье времени между циклом только завершенным и тем что вот-вот начнется. Они, по сути дела, увертюра, созвучная всем темам Поминок по Финнегану. Доминантный мотив это поли-лингвистичный удар грома в третьем параграфе который суть глас Бога став слышимым нам через падение Финнегана.