ПОНЕДЕЛЬНИК

КИСЛО-ПТИЧКИН: Вы коверкаете мои слова и приписываете мне то, чего я не говорил.

ВЕДЕНЯПИН: Вы считаете творчество важным моментом в вашей жизни?

КИСЛО-ПТИЧКИН: Да это так.

ВЕДЕНЯПИН: Как может человек, отвечающий по жизни за свои слова, не нести при этом

ответственности за то, что он считает самым важным в своей жизни – за свое творчество?

КИСЛО-ПТИЧКИН: У нас с вами разные взгляды на природу творчества. Блмс.

ВЕДЕНЯПИН: Положим. Ответьте мне на другой вопрос. Если творчество является для

вас родом терапии, зачем вы публикуете свои тексты? Ведь, скорее всего, терапевтическую

ценность для вас представляет непосредственно создание произведения, а не его

публикация?

КИСЛО-ПТИЧКИН: Позвольте, милейший, я же должен на что-то жить.

ВЕДЕНЯПИН: Бажен, я наверно не угомонюсь. Вы вообще понимаете, что ваши книги

могут причинить вред? Скажем, если ваше творчество может врачевать, почему не

предположить, что ваши же книги могут быть заразными? Простейший пример – кому-то

можно есть апельсины, а у кого-то на них аллергия.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Я никого не заставляю читать мои книги.

ВЕДЕНЯПИН: Есть, знаете ли, лекарства, которые можно получить только по рецепту.

Так заведено потому, что эти, скажем так, спорные лекарства одновременно могут оказать

кому-то вред. Ваши книги – однозначно спорные, потому что в них отсутствует авторская

оценка, но они находятся в свободной продаже и более того – широко рекламируются, если

не сказать – пропагандируются.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Это законы книжного рынка. Вводя какие-то ограничения на

потребление литературы, мы рискуем породить цензурный аппарат.

ВЕДЕНЯПИН: Напомню, что цензура в вашем случае незазорна – вы ведь

самоустранились как автор.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Гистрекуц. Это, в конце концов, смешно.

ВЕДЕНЯПИН: А, по-моему, это порочный круг. От продаж книги зависит материальное

благосостояние писателя. Издательство заинтересовано в самом широком распространении

книги и не брезгует ничем. По капиталистическим законам можно пропагандировать и

продавать, что угодно, даже вредоносные вещи, лишь бы это приносило выгоду.

Журналисты трубят на всех углах о том, что вы – народный писатель, что вы диссидент – а

русские, как известно, с уважением относятся к притесняемым властью. СМИ также

утверждают, что народ ваши произведения читает с большим удовольствием, что тиражи

растут и что вы – популярный, массовый автор. Оправданно ли это? На мой взгляд, мы

имеем дело с искусственным разжиганием интереса – созданием легенды. И вам, и

издательству, и журналистам очень хочется, чтобы это было правдой, потому что это ваш

хлеб. СМИ требуются герои для роста тиражей, издателям нужная реклама для большего

спроса и прибыли, вам просто нужны деньги.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Вы мне слово дадите вставить?!

64

ВЕДЕНЯПИН: Вы уже вставили, что могли. Господи, этот трупный запах в студии

становится просто невыносим! Вы что-нибудь с ним сделаете? Источник ищите, болваны,

источник! Так о чем я? Ах, да. Я утверждаю, что ваша популярность – это миф, который

вечно наивная и падкая до сенсаций аудитория принимает за чистую монету.

Ознакомившись с любым вашим романом любой дурак скажет, что получать удовольствие и

испытывать острую нужду в произведениях такого рода могут только психически

неуравновешенные люди. Нормальному же читателю хватит либо самого беглого

ознакомления, либо одной вашей книги, прочитанной целиком. С другой стороны, я

признаю, что умозрительное наслаждение от всех ваших произведений могут получить

интеллектуалы и критики, коих меньшинство, а удовольствие это заключается в поиске

глубинных смыслов и смаковании треклятых художественных достоинств. Никто и никогда

не убедит меня, что ваши произведения могут стать массовой, популярной литературой,

потому как ваши книги действуют по иным законам, – в них нет того, что традиционно

интересует массового читателя: четкой композиции, интриги, логики действия, а главное –

развлекательного начала, основной составляющей массовой литературы.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Это спорный момент. При советском строе массовой литературой

считались и серьезные произведения.

ВЕДЕНЯПИН: Тогда не существовало понятия «массовая литература». Это завоевание

капиталистического строя, а вы путаете низкокачественный ширпотреб, направленный на

максимальную прибыль, и высокопробную литературу, призванную формировать сознание

нации.

КИСЛО-ПТИЧКИН: Ладно. В таком случае, как вы объясните то, что в наши дни

бестселлерами становятся научные произведения, учебники? Это ведь серьезная литература,

не беллетристка.

ВЕДЕНЯПИН: Какие учебники? О чем вы? Вы имеете виду пособия по экономике и

юриспруденции, книжечки типа «Как заработать первый миллион»? Читатели покупают то,