Поправка-22

Полковник снова сел и сдержанно улыбнулся своим щедрым надеждам. Капеллан не понимал, какой реплики ждет от него полковник. На его бледном, слегка удлиненном лице застыла приличествующая случаю задумчивость, и он рассеянно скользнул взглядом по рядам высоких корзин с красными помидорами, которые тесно стояли вдоль стен. Кажется, такой сорт называется «сливки», мелькнуло у него в голове. Ему надо было как-то отозваться на последнюю фразу полковника, но он вдруг обнаружил, что пристально рассматривает ряды корзин, пытаясь догадаться, почему корзины с помидорами оказались в служебном кабинете у командира полка; он так заинтересовался этим, что молча пялился на корзины, совершенно позабыв о теме их разговора, пока полковник, тоже по-дружески уклонившись от главной темы, не спросил:

– Может, хотите купить, капеллан? Их собрали на нашей ферме в горах – она принадлежит нам с подполковником Корном, – и я могу уступить вам корзинку по оптовой цене.

– Нет-нет, сэр, не надо! Благодарю вас, сэр.

– Как хотите, капеллан, – благодушно сказал полковник. – Вы вовсе не обязаны их покупать. Мило с радостью выхватывает у нас из-под рук каждую созревшую партию. Эти-то собраны только вчера. Обратите внимание, какие они зрелые и плотненькие – как груди у молодой девушки, правда?

Капеллан вспыхнул, и полковник моментально догадался, что совершил ошибку. Опустив со злобным смущением голову, он почувствовал, что щеки у него стали пунцовыми, а пальцы на руках – непристойно громоздкими. Капеллан внушал ему сейчас ядовитую ненависть – за то, что был капелланом и превратил в грубую бестактность его изящную шутку, которая, как он знал, вызвала бы у любого нормального, на его взгляд, человека веселое восхищение. Он чувствовал себя несчастным и жалким, тщетно придумывая, как же им обоим выбраться теперь из этого безысходного тупика. Но вдруг вспомнил, что капеллан-то всего-навсего капитан, и резко выпрямился, едва не задохнувшись от праведной злости. При мысли о том, что он загнан в унизительную ловушку вместе со своим сверстником, дослужившимся только до капитана, его щеки окаменели, и он уставился на капеллана с такой убийственной враждебностью, что тот задрожал. Несколько бесконечных минут полковник мстительно язвил капеллана угрюмым, зловещим, безжалостным и откровенно ненавидящим взглядом.

– Но мы говорили о другом, – насладившись своей безмолвной местью, едко сказал он. – Мы говорили не про груди прекрасных девушек, у нас была совсем другая тема. Мы обсуждали ваши должностные обязанности. Так есть у вас какие-нибудь возражения против религиозного обряда в инструктажной перед каждым боевым вылетом?

– Нет, сэр, – промямлил капеллан.

– Тогда начнем сегодня же – перед дневным вылетом, – сказал полковник. Перейдя к деталям, он постепенно смягчился: – Но я хочу, чтоб вы тщательно обдумали выбор молитв. Нам не нужны мрачные и горестные напутствия. Они должны быть светлыми и бодрыми, вселяющими в наших ребят боевой дух. Вы понимаете, о чем я говорю? Нам не нужны все эти божьи царствия и долины смертной тени. От них веет безнадежностью… Что это у вас такое кислое лицо?

– Прошу прощения, сэр, – с запинкой сказал капеллан. – Я как раз думал о двадцать втором псалме.

– Это какой?

– Тот, где говорится про долину смертной тени, сэр. Господь пастырь мой, я…

– Вот-вот, именно тот. О нем не может быть и речи. Что еще вы хотели бы предложить?

– Спаси меня, Боже: ибо воды дошли…

– Про воды тоже не годится, – решил полковник. Он выбросил окурок в пепельницу и раздраженно продул мундштук. – Почему бы вам не взять что-нибудь музыкальное? Как насчет арф на вербах?

– Там говорится о реках Вавилонских, сэр, – напомнил ему капеллан. – При реках Вавилонских мы сидели, когда вспоминали о Сионе…

– О Сионе? Забудьте раз и навсегда! Он туда и попал-то, я думаю, по ошибке. Постарайтесь вспомнить что-нибудь веселое, без вод и долин и Господа. А лучше всего вообще без библейских тем.

– Прошу прощения, сэр, – твердо, хотя и виновато, – сказал капеллан, – но все молитвы, которые известны мне, довольно суровы по тону и обращены так или иначе к Господу.

– Значит, надо найти новые. Люди и так проклинают боевые задания, на которые я их посылаю, незачем забивать им головы мыслями про Господа, смерть и ад. Почему бы нам не разработать принципиально новый подход к молебну? Почему не помолиться о чем-нибудь по-настоящему благом – вроде кучного бомбометания, например? Разве мы не можем помолиться о кучном бомбометании?

– Я думаю, сэр… – нерешительно отозвался капеллан. – Думаю, что можете, сэр. Но тогда… если б вам захотелось молиться только об этом, я был бы просто не нужен. Вы могли бы молиться сами.