Порочный круг

Это меня крайне заинтересовало, я остановился и оглянулся. Люди с волнением подались вперед, и взвод церберов уперся ногами в землю, не давая сомкнуться проходу. Тут меня настойчиво попросили войти в здание. Я бы даже сказал, просто поволокли внутрь. И когда я уже переступал порог, сзади раздался еще более пронзительный, по-моему, усиленный мегафоном женский визг, но уже на английском:

— Убийцы! Исчадия ада!

Внутри Капитолий отнюдь не блистал великолепием. Мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице, застеленной весьма запыленным зеленым ковром, кое-где уже изрядно потертым, и попали в небольшую залу, куда выходили двери суда. Тут меня встретил озабоченный мистер Рай. Он не стал говорить ни слова, а просто мимоходом сжал мое запястье, дескать, все будет нормально. Но вот меня привели в отгороженный силовым полем закуток, который следовало бы назвать скамьей подсудимых. Немного погодя в помещении все затихли, присяжные заняли свои места, погремев допотопным стеклянным графином, передавая его из рук в руки, судьи прокашлялись, конечно, негромко; в рамках приличия и, побеседовав вполголоса о чем-то с прокурором и адвокатом, наконец замерли на своих местах. Председатель стукнул молотком по сукну широченного стола, заставив вздрогнуть замечтавшуюся у дисплея стенографистку, и суд начался.

Первый час заседания был посвящен, я бы сказал, оглашению состава преступления и опросу свидетелей. Собственно, как таковой, свидетель был один — пожилая китаянка, у магазинчика которой и развернулась потасовка. Прокурор, молодой человек астенической наружности, вопреки своему сложению оказался энергичной личностью. Он явно пытался расшевелить меланхоличную свидетельницу, чтобы она описала «звериную жестокость нападавших» в самых мрачных тонах. Однако это вызывало протесты мистера Рая, да и сама хозяйка магазина оставалась невозмутимой и отвечала на вопросы кратко, всем своим видом показывая, что желает лишь материальной компенсации помимо страховой суммы, а остальное ей до лампочки. Пока меня не беспокоили, и я мог осмотреть помещение. Противоположная стена была прорезана четырьмя огромными окнами. Пейзаж, открывавшийся из них, тонул в тумане, и, кроме силуэтов ближайших яблонь, можно было различить неясные очертания строений мегаполиса, которые отсюда, издалека, казались вовсе не творениями рук человеческих, а дикими глыбами скал. Кроме дверей, через которые прошли судьи и присяжные, а также через которые провели меня, в конце зала имелись больших размеров створки для прохода публики. По периметру помещения шла колоннада с лепными барельефами у потолка, испещренными латинскими изречениями вроде: или .

Тут объявили выступление прокурора, и я с интересом смотрел, как молодой человек взошел на трибуну, положил на нее руки и несколько секунд проницательно и строго оглядывал зал, заставив поежиться некоторых дам, сидящих на первых рядах.

— Мои дорогие сограждане! — начал он громко, сделав рукой жест, означающий обычно просьбу о предельном внимании. — Мы собрались здесь, в стенах дворца правосудия, чтобы дать достойную оценку недавним печальным и в то же время возмутительным событиям. Не хочу показаться идеалистом, ибо прекрасно понимаю, что многих из вас привлек сюда не сам факт случившегося и вовсе не опасения за будущее наших детей, а скорее всего необычность этого первого в своем роде дела. В действительности проблема заключается вовсе не в том, что искусственными уничтожили робота и поставили под угрозу жизнь и безопасность окружающих. Это только следствие более серьезных противоречий. Мы должны в конце концов разобраться в том, как относиться к этим созданиям, которые призваны нести смерть, пусть даже из соображений безопасности отдельных колоний человечества. Можно ли считать их детьми в житейском и юридическом плане? Насколько наше правовое законодательство соответствует их существованию?

— Я протестую! — подал голос мистер Рай. — Мы должны рассмотреть конкретное дело, а не пускаться в философию...

— Протест принят. — Председательствующий грохнул молотком. — Ближе к сути, господин прокурор.