Портрет Кровавой графини

Почва здесь была глинистой, а дождей давно не было, и на этой глине отчетливо отпечатались следы машины. Конечно, эта машина могла приезжать в один из соседних домов. «Могла, – подумала Надежда, – но не приезжала: следы заканчивались как раз у Лидиного домика».

Склонившись над ними, Надежда поняла, что здесь произошло: неизвестная машина доехала досюда, остановилась, потом развернулась и поехала обратно… Возможно, водитель просто ошибся дорогой, а здесь, возле Лидиного дома, осознал свою ошибку, развернулся и поехал назад, чтобы найти нужный дом… Но эти размышления были как-то неубедительны.

Конечно, Надежда – не эксперт-криминалист и даже не индеец-следопыт, но даже она заметила, что следы возле дома гораздо глубже и четче, чем на других участках пути. А что это значит? Это значит, что неизвестная машина какое-то время здесь простояла, пока водитель был чем-то занят.

«Пока водитель заходил в Лидин дом», – закончила Надежда мысль и тут же осознала, что думает – «водитель»… то есть ей почему-то кажется, что этот человек был один. А почему? Потому что Надежда Николаевна знала или, по крайней мере, подозревала, кто это был. Это был…

– Надя, ты что там застряла? – окликнула ее Лида, прервав течение мысли. – Пойдем со мной!

– Иду! – отозвалась Надежда, однако, прежде чем войти за калитку, сфотографировала следы неизвестной машины на мобильный телефон.

Лида уже поднималась на крыльцо. Оно подгнило, и Лида едва не провалилась в него ногой.

– Осторожно, Надя! – предупредила она свою спутницу. – Смотри под ноги, здесь можно ногу подвернуть!

Надежда внимательно посмотрела под ноги – и увидела на крыльце отпечаток ботинка. Это был не целый отпечаток, а только кусочек – засохшая на крыльце глина обрисовала мысок ботинка, но по нему было видно, что ботинок – мужской.

Лида открыла дверь ключом, который ей передал адвокат, и вошла в дом. Внутри было полутемно и пыльно. Сразу за дверью находилась крошечная прихожая, а из нее вела еще одна дверь – в жилую комнату.

Лида уверенно нашла на стене выключатель, щелкнула кнопкой – но ничего не изменилось.

– Ах, я забыла, нужно же пробку вставить… – спохватилась она, открыла электрический щиток, нашла сменную предохранительную пробку и ввернула ее. При этом поясняла Надежде: – Мы всегда выворачивали пробки, когда уезжали из дома, чтобы бомжи без нас здесь не хозяйничали. И чтобы не было короткого замыкания…

– Смотри-ка! – забеспокоилась Надежда. – Щиток искрит… правда может быть замыкание! Наверное, пробка старая…

– Ну, мы же здесь долго не пробудем, – отмахнулась Лида, – скоро снова ее вывернем!

Она снова щелкнула выключателем – и на этот раз под потолком вспыхнула тусклая лампочка.

– Электричество есть – это уже хорошо! – жизнерадостно воскликнула Лида и открыла вторым ключом дверь в комнату.

Здесь тоже все было покрыто густым слоем пыли. А на окнах пыли было так много, что солнечный свет пробивался сквозь них с трудом.

При этом жидком, словно процеженном через марлю свете Надежда разглядела беленую печь, два узеньких продавленных диванчика, пару колченогих стульев, низкий комод с несколькими ящиками, круглый стол, накрытый выцветшей, полуистлевшей скатертью. Посреди стола стояла простенькая вазочка из синего стекла. И в этой вазочке… в этой вазочке стояла роза. Давно завядшая, но все еще хорошо сохранившая свою первоначальную форму. Она только уменьшилась, усохла, как усыхают некоторые старушки, сохраняя былую элегантность и следы прежней красоты. Кроме того, из красной, какой она была много лет назад, роза превратилась почти в черную, словно прошедшее безжалостное время обуглило ее.

Лида как будто не замечала царящей в доме полутьмы. Она уверенно ходила по комнате, словно видела все внутренним зрением. Лицо ее светилось.

– Как нам здесь было хорошо… – говорила она вполголоса, прикасаясь то к одному, то к другому, как слепой, который на ощупь знакомится с окружающим миром. – Мы были молоды… мы любили друг друга… здесь мы провели, может быть, лучшие дни нашей жизни… Увидев розу на столе, она чуть не прослезилась. – Я помню, как Костя принес мне эту розу… – проговорила Лида взволнованным, прерывающимся голосом. – Это было в мой день рождения… он вошел в дом, протянул мне розу и сказал…

Лида не договорила, как будто ей трудно было повторить те слова. Вместо этого она протянула руку и дотронулась до лепестков розы. И от ее прикосновения истлевший цветок рассыпался в прах. Лида вздрогнула. Казалось, мелкое происшествие отрезвило ее. Она поняла, что прошлое ушло, ушло безвозвратно.

Надежда незаметно взглянула на часы. «Что я здесь делаю? Допустим, Лиде приятно прикоснуться к своему прошлому, но я-то почему должна тратить время в этом полуразвалившемся домике?» – подумала она и тут же устыдилась этих мыслей.

Лиде пришлось многое пережить – так почему не доставить ей это маленькое удовольствие? К тому же какое это удовольствие – бередить собственные раны? Даша, конечно, ведет себя недопустимо, но, возможно, она в чем-то права? Есть такие люди – все бы им прошлое вспоминать да расстраиваться.