Послание Чехова

С человеческой точки зрения возврат Каштанки необъясним. Человек бы так никогда не поступил, он действует по пословице «рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше». Он ищет комфорта, и материального, и душевного, иногда отдавая предпочтение первому, иногда второму, но никогда он не выберет плохую во всех отношениях участь вместо хорошей во всех отношениях, если у него есть возможность выбора и он психически здоров. Бывает, что его неодолимо тянет на родину, под отчий кров, в места, где прошло детство, – это значит, что отчий кров оставил по себе отрадные воспоминания. Ванька Жуков рвется из города в родную деревню – там ему было хорошо, там добрый дедушка, а здесь, в услужении, все чужие и Ваньку жестоко обижают. Но вот Николай Чикильдеев из повести «Мужики» – служил в городе официантом, заболел, вернулся в деревню к родителям, однако родное гнездо оказалось неприветливым, неуютным, грязным, и ему хочется возвратиться в город, официантская должность теперь, сравнительно с деревенской жизнью, представляется потерянным раем. Никто из многочисленных чеховских персонажей не выбирает добровольно худшую долю взамен лучшей, как это сделала Каштанка. Что для людей противоестественно, то естественно для собаки.

Каштанка не дура, она с первого же дня поняла, что у нового хозяина живется лучше, чем у старого. «Он дает много есть, и, надо отдать ему полную справедливость, когда Каштанка сидела перед столом и умильно глядела на него, он ни разу не ударил ее, не затопал ногами, и ни разу не крикнул: «По-ошла вон, треклятая!» (С., 6,433) Потом Каштанка заводит приятное знакомство с котом и гусем, втягивается в новую жизнь и чувствует себя вполне благополучно. Но по вечерам, оставаясь одна, она грустит. Пропадает охота есть, лаять, бегать по комнатам, «в воображении ее появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными; при появлении их Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила… А засыпая, она всякий раз чувствовала, что от этих фигур пахнет клеем, стружками и лаком» (С., 6,439).

Когда по прошествии многих месяцев, во время циркового дебюта Каштанки, давно переименованной в Тетку, эти неясные фигуры вдруг материализовались, она почувствовала зов старой любви, услышала прежнее свое имя и без колебаний, с радостным визгом, бросилась с арены к ним, на галерку, перепрыгивая через барьеры, наталкиваясь на стены, лизала чьи-то руки, помогавшие вскарабкаться. Через полчаса она шла по улице со столяром и Федюшкой, и ей казалось, что ее жизнь с ними не прерывалась, а события последних месяцев вспоминались, «как длинный, перепутанный, тяжелый сон…» (С., 6,449).

Каштанка вернулась к прежней жизни, конечно, не потому, что осознала мишурность цирка и предпочла ей честную бедность, в этих тонкостях она не разбиралась. Ею владело бессознательное, чисто собачье чувство непоколебимой верности первой любви – первому хозяину, который и есть единственный настоящий хозяин. К изменам и переменам собаки не склонны, примеров их стойкой преданности сколько угодно. У Сетона-Томпсона есть рассказ, очевидно не вымышленный, о дворняжке по кличке Вулли, которая со щенячьего возраста надзирала за большим стадом овец под руководством своего хозяина-пастуха. Пастух был так же далек от идеала, как столяр Лука Александрыч, он вполне полагался на Вулли, знавшего каждую овцу в стаде, время проводил в трактирах или за вязаньем. У него был свой хозяин, скотопромышленник; однажды пастух получил от него приказание везти стадо на новое место. Вулли в это время отсутствовал – разыскивал пропавшую овцу. На самом деле все овцы были на месте – просто пастух ошибся в счете. Но он знал, что Вулли не вернется, не исполнив поручения, и уехал со стадом без него. Когда пес, усталый и сконфуженный, ничего не найдя, вернулся и обнаружил исчезновение хозяина, его отчаянию не было границ. Он бегал, визжал, обежал все окрестные трактиры, переправился на пароме на другой берег, потом обратно: он помнил, что хозяин велел ему дожидаться здесь. Все следующие дни он приходил к переправе и обнюхивал ноги всех сходивших с парома – и так в течение двух лет!

Паромщики его подкармливали, но Вулли, в отличие от Каштанки, нового хозяина заводить не хотел, все ждал старого. И только когда среди приезжих оказался человек, знавший старого пастуха и носивший связанные им рукавицы и шарф, Вулли, обнюхав этого человека, стал к нему подобострастно ласкаться. Только его он согласился признать своим новым хозяином, уехал с ним и стал пасти овец на его ферме. Но от двухлетнего напрасного ожидания характер Вулли ожесточился, он стал угрюм и зол, питал привязанность только к новому хозяину, но далеко не такую сильную и беззаветную, как к глупому старому пастуху, предательски его бросившему.