Читаем Послание Чехова полностью

Писатель не превращает это маленькое сообщество в идиллию. Мало того, что питомцы мистера Жоржа трудятся до изнеможения, чтобы позабавить зрителей в цирке, – это бы еще ничего. Но они все равно подвержены жестоким природным законам – закону взаимопожирания (собака и кот не могут обходиться без мяса), неизбежному неравенству и главному неумолимому хищнику – смерти. От всего этого не уйти и людям. Земному счастью поставлены жесткие границы. Скептическое отношение к мечтам о «невообразимо прекрасной жизни», которая наступит в будущем, Чехова не покидает. Отсюда и налет грустной иронии в рассказе о собаке Каштанке, отказавшейся от хорошей жизни. Ведь и от людей можно ждать всяких непредвиденных поворотов: вдруг им покажется, что приятнее и спокойнее жить под палкой, чем без нее, или, как кошке Королевская Аналостанка (из рассказа Сетона-Томпсона), что лучше рыскать по помойкам, чем вести упорядоченную жизнь, или просто им, как всегда, будет казаться, что «настоящее уныло», а все хорошее осталось в прошлом и надо к нему вернуться. Об этом – в записных книжках Чехова: «Мы хлопочем, чтобы изменить жизнь, чтобы потомки были счастливы, а потомки скажут по обыкновению: прежде лучше было, теперешняя жизнь хуже прежней» (С., 17, 102). Писателю, глубоко познавшему человеческую натуру, трудно было надеяться на прекрасный апофеоз истории в обозримом будущем. Разве только через тысячелетия, когда человек, облагороженный культурой, познает «истину настоящего Бога» (из письма Чехова С. Дягилеву) (П., 11,106).

И все же… Все же Чехов прозорливо видел упорное, неодолимое стремление людей «доплыть до настоящей правды», видел в этом стремлении залог того, что и в недалеком будущем возможно приближение – пусть не к идеальному, но к оптимальному варианту разумного мироустройства, при котором стихают злые страсти, вражда, зависть, насилие.

Такой вариант возможен – посмотрите хотя бы на зверей мистера Жоржа.

Здесь согласимся с Н.Я. Берковским: «По-пушкински, по-толстовски Чехов стоит за простую мирную жизнь, полную деятельности, не отравленную преступлениями <…> На параллелях к "Дуэли" и "Каштанке" написан рассказ «Белолобый» (1895): волчиха ночью крадет из сарая, как она думает, ягненка, но оказывается, то был веселый щенок, вместо убийства получаются милые игры волчат со щенком, позволяющие им забыть на время голод. Волчиха, старая, больная, делает попытку съесть щенка и не может. Волчий рассказ со счастливым концом, без крови, как раз тот, какой и хочется рассказать Чехову»[65].

Конечно, счастливый конец «Белолобого» относителен. Он был бы вполне счастливым, если бы и овцы были целы, и волки сыты. В рассказе овцы и белолобый щенок целы, а волки-то голодны: всеобщего благоденствия не получается. Иначе вышла бы волшебная сказка, а не правдивый рассказ. В рассказе этом счастлив щенок, еще не ведающий сложностей жизни, ее зла. Он хочет играть, и ему кажется, что все с ним играют, не только волчата, но и волчица. Он «протянул морду по направлению к зимовью и залился звонким радостным лаем, как бы приглашая мать свою Арапку поиграть с ним и с волчихой» (С., 9,103). В конце достается и Белолобому – сторож больно оттрепал его за уши, думая, что это он разворошил соломенную крышу хлева. И это, наверное, было первым столкновением доверчивого щенка с царящей в мире несправедливостью.

Но хорошо уже то, что не пролилась ничья кровь – ни ягнят, ни Белолобого, ни волчихи. А почему волчиха, неповинная в том, что природа создала ее хищницей, все-таки не съела щенка? Ее оттолкнул исходящий от него запах псины, и она оставила его играть с волчатами, хотя была так голодна, что щелкала зубами и грызла старую высохшую лошадиную кость. Запах живого щенка помешал ей съесть его потому, что то был запах ее сородича – животного, принадлежащего к волчьему семейству. Млекопитающие животные, как правило, не едят и не убивают представителей своего вида – в отличие от людей, у которых вся история состоит из убиения себе подобных.

Судя по наброску в записной книжке (С., 17, 200), Чехов сначала хотел построить сюжет «Белолобого» несколько иначе: щенок стал вместе с волчатами сосать волчиху и, вскормленный ее молоком, остался в волчьем логове (такие случаи тоже бывали). Но это значило бы, что Белолобый, побратавшись с волчатами, вырастет хищником и сам будет грызть ягнят. Писатель от этого замысла отказался. В рассказе щенок не сосет волчиху, а, проголодавшись, бежит обратно в овечий хлев – стеречь, а не губить. Так лучше.

Чехов любил людей простодушных и чистых, таких, как отец Кристофор («Степь»), доктор Самойленко, дьякон Победов («Дуэль»). Они разные, но у всех есть что-то общее с наивным Белолобым: не нося зла в себе, они и в других видят прежде всего хорошее и не боятся жизни. Может быть, ошибаются, бывают смешны, кажутся глуповатыми, но какая-то глубинная правда на их стороне. «Блаженны кроткие…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия