От взоров ревностных, чужих ушей-воровты долго бережёшь, заносчив и спокоен,коллекцию ключей от проходных дворов,проломов, выемок, расщелин и промоин.Томится Млечный путь, что мартовский ручей,а жизнь ещё мычит, и ластится, и хнычет —коллекцию ключей, коллекцию ночей,любовно собранных, бесхитростных отмычек.Не с ними ли Тезей, вступая в лабиринт, —свеча ли вдалеке иль музыка горела? —легко ль надеяться, когда душа болит,на сыромятный щит и бронзовые стрелы?Зачем ему сирен сырые голоса,когда он час назад простился с Ариадной?Пусть ветер чёрные наполнил парусаиной мелодией – невнятной и прохладной,но крыши нет над ним – проговорись, постой,и, голову задрав, вновь дышишь Млечным, труднымпутём – а он лежит в обнимку с пустотой,как будто брат с сестрой в кровосмешенье чудном.
«Для чего радел, и о ком скорбел…»
С. К.
Для чего радел и о ком скорбелугловатый город – кирпичей, бел,чёрен, будто эскиз кубиста?Если лет на двадцать присниться вспять —там такие звёзды взойдут опятьнад моей страной, среди тьмы и свиста.Там безглазый месяц в ночи течёт,и летучим строчкам потерян счёт,и полна друзьями моя квартира.Льётся спирт рекой, жаль, закуски нет,и красавец пригов во цвете летпроизносит опус в защиту мира.Если явь одна, то родную речьне продать, не выпить, не сбросить с плеч —и корысти нет от пути земного,потому что время бежит в одномнаправлении, потому что домразвалившийся не отстроить снова.На прощанье крикнуть: я есть, я был.Я ещё успею. Я вас любил.Обернуться, сумерки выбирая —где сердечник бродский, угрюмства друг,выпускал треску из холодных рукв океан морской без конца и края.И пускай прошёл и монгол, и скифдухоту безмерных глубин морских —есть на свете бездны ещё бездонней,но для Бога времени нет, и вновьбудто зверь бездомный дрожит любовь,будто шар земной меж Его ладоней.