Ана даже не улыбнулась, поэтому Мае пришлось ее пощекотать. После этого Ана уже не могла остановиться и все смеялась, пока они не подошли к кладбищу. У калитки курил одинокий парень. Все утро он таскал стулья, поэтому сейчас, несмотря на холод, на нем была только потная майка и выходные брюки. Он заметно похудел с тех пор, как они видели его в последний раз. И Мая, и Ана так хотели кинуться ему на шею, но, боясь обидеть друг друга, постарались сдержать свой порыв, и Мая поэтому лишь неловко приобняла его, и Беньи посмотрел на нее так, как будто она спятила. Ей не хватало этого взгляда. Ему было двадцать, он изрядно пообтрепался – изнутри и снаружи, – но стоило ему улыбнуться, как он снова стал тем самым подростком, который залезал на самые высокие деревья и носил в себе самые большие тайны. Самый опасный на льду, самый одинокий на земле.
– Хорошо выглядишь, – похвалил он Маю, когда та выпустила его из объятий.
– А ты – ужасно, – засмеялась Мая.
Беньи повернулся к Ане, и она, человек крайностей, обняла его: сперва как далекого родственника, потом как корабельную мачту в шторм. Беньи улыбнулся.
– Ты что, ходишь по улице безоружная? Мои сестры говорят, ты теперь только и делаешь, что охотишься, я думал, ты захватишь ружье. Кто меня защитит, если будет драка?
– Не волнуйся, я любого на месте уложу, пусть только попробует тебя обидеть, – ухмыльнулась Ана в ответ, подняв кулаки.
Мая сунула кулаки в карманы пальто. Она старалась не тревожиться за друзей, но они не давали ей расслабиться.
– Где ты был? Ну то есть… где путешествовал? – спросила она, кивнув на загорелые руки Беньи, не говоря, однако, ничего о появившихся на них новых шрамах.
– Тут и там. Сейчас я тут, – беспечно ответил он.
– Прими мои соболезнования, мне очень грустно, что ее не стало, – угрюмо проговорила Мая.
Беньи кивнул, но не смог совладать со своим голосом и ничего не ответил. Он просто повернулся к калитке, на которой висели его белая рубашка и пиджак, вытащил из кармана белый галстук, протянул Мае и сказал:
– Это твоему отцу.
– Ты шутишь? Он только что с трудом завязал свой! – улыбнулась она.
– Лучше ему надеть этот, – не отступался Беньи.
– Разве белый галстук не для членов семьи? – спросила Ана.
– Он член семьи, – ответил Беньи.
Мая взяла галстук и сжала так, что он помялся. Потом увидела кого-то и вдруг засмеялась:
– Ничего себе… Похоже, там мой братец тайком покуривает! – воскликнула она.
Ана поглядела на четырнадцатилетнего мальчишку, который не слишком удачно спрятался за голыми деревьями по ту сторону кладбища, и одобрительно присвистнула, только чтобы позлить свою лучшую подругу.
– Это Лео? Да ладно! Какой красавчик!
– Прекрати! – рявкнула Мая, и Ана захохотала.
– Мне кажется, это не твой тип, Ана. Возможно, мой… – легкомысленно заметил Беньи, и Мая накинулась на него с кулаками.
Беньи было не слишком больно, но, к сожалению, Ана в знак солидарности с подругой тут же вмазала ему с другой стороны. Колени его дрогнули, и он прошептал:
– Ты что, анаболики жрешь, психопатка чертова?
– Это ты совсем форму потерял, пока валялся на пляже, хиппи обдолбанный, – ухмыльнулась Ана.
– Встретимся в церкви, мне надо отругать брата! – сказала Мая и двинулась в сторону пролеска.
Ана с Беньи остались стоять. Ана в шутку пихнула его в бок, и он сделал вид, что испугался, и притворно заныл: «Нет, не бей меня! Только не по лицу!»
– Так а ты сам? Ты что, будешь без галстука?
Он презрительно надул губы:
– Ну да. Я что, педик, в галстуке ходить?
Ана захохотала так, что, когда она вдыхала, раздавалось хрюканье, а когда выдыхала, из носа летели сопли, и, глядя на нее, Беньи чуть не задохнулся от смеха.
Рут.
Рут. Рут. Рут.
Никто здесь даже не знал, как ее звали. Никто из них не увидит ее надгробия и не вспомнит, кто это. Рут. Рут. Рут. Ее звали РУТ, и Маттео ненавидел всех, кто этого не знает. Не помнит. Всех до единого.
Утром он спрятался в шкафу, чтобы родители не увидели его компьютера. Он подключился к соседской сети, чтобы посмотреть видео, как завязывать галстук. Если бы Рут была рядом, она помогла бы, кроме нее Маттео не к кому было обратиться, папа весь ушел в себя, мама жила в заоблачном мире, который видела только она одна. Они даже галстука ему не дали, он взял его у папы, они и не заметят даже, что он надел галстук, потому что для этого им придется на него посмотреть. Или заговорить с ним. До того как они привезли Рут домой, в доме было тихо, но сейчас стало еще тише. Отсутствие слов хуже, чем одиночество.
Маттео спрашивал себя, насколько его родители одержимы своей верой, считают ли они, что Рут попала в ад. Интересно, надеются ли они, что тоже там окажутся, чтобы снова с ней встретиться. Страшно ли им. Проплакали ли они в подушку всю ночь, как он.