— Я, правда очень смутно, помню, что он тогда говорил… вроде того, что он сам не знает, что делает со своими деньгами, — это он о мистере Тимоти, полагаю. А потом сказал что-то вроде: «Женщины могут быть дурами в девяносто девяти случаях из ста, но могут быть провидицами в сотом». Да, а потом он еще сказал: «Говорить о том, что чувствуешь, можно только людям своего поколения — они не думают, что ты что-то выдумываешь, как это полагает молодежь». А позже добавил — правда, не знаю, в какой связи: «Не очень приятно расставлять людям ловушки, но другого выхода у меня нет». Хотя мне кажется, сэр, что в этом случае он имел в виду второго садовника — у нас стали пропадать груши…
Однако мистер Энтвисл не поверил, что Ричард Эбернети был так озабочен поведением второго садовника. Задав дворецкому еще несколько вопросов, он отпустил его и задумался над тем, что только что узнал. Практически ничего. То есть ничего из того, о чем раньше не догадался бы сам. Хотя было несколько многообещающих моментов. Например, когда Ричард говорил о том, что женщины могут быть дурами и в то же время проницательными, он имел в виду Кору, а не миссис Тимоти. И именно ей он рассказал о своих чувствах. А еще он говорил о ловушке — но для кого?
Мистер Энтвисл долго обдумывал, как много он может рассказать Хелен, и в конце концов решил, что расскажет ей все, о чем знает сам.
Прежде всего он поблагодарил женщину за то, что она разобрала вещи Ричарда и отдала целый ряд необходимых распоряжений по дому. О продаже поместья уже объявили, и пара возможных покупателей должна была приехать в самое ближайшее время.
— Покупатели — частные лица? — спросила Хелен.
— Боюсь, что нет. О покупке думает Христианский союз женской молодежи, один из молодежных клубов и совет попечителей благотворительного Фонда Джефферсона, которые ищут помещение для размещения своей коллекции, — ответил юрист.
— Жаль, что в доме не будут жить люди, хотя с практической точки зрения это понятно.
— Я хотел бы попросить вас побыть здесь до того момента, как дом будет продан, если это не слишком затруднит вас.
— Да нет, скорее наоборот — это мне подходит. На Кипр я собираюсь не раньше мая, и мне гораздо приятнее находиться здесь, чем в Лондоне. Вы же знаете, я люблю этот дом, и Лео тоже любил его. Нам здесь было хорошо вместе.
— Есть еще одна причина, по которой я буду вам благодарен, если вы останетесь. У меня есть друг, которого зовут Эркюль Пуаро…
— Эркюль Пуаро? — резко подняла голову женщина. — Так вы думаете, что…
— Вы его знаете?
— Я слышала о нем. От одних своих друзей — только я думала, что он давно уже умер.
— Да нет, он жив. Правда, не очень молод.
— Да уж, молодым его сложно будет назвать, — механически заметила миссис Эбернети, и ее побелевшее лицо стало напряженным. — Так вы считаете, что Кора… была права? Что Ричарда…
И тогда мистер Энтвисл рассказал ей все. Это было так приятно — поделиться своими сомнениями с Хелен, женщиной, обладавшей спокойным и рассудительным характером.
Когда он закончил, она сказала:
— С одной стороны, все это выглядит как выдумка, — но это совсем не выдумка. И мы с Мод, сразу же после похорон, думали об этом же, я уверена. Говорили себе, что Кора — просто дурочка, и в то же время чувствовали какую-то тревогу. А потом, когда Кору тоже убили, я сказала себе, что это простое совпадение — и это вполне может быть совпадением, но как же сложно в это поверить! Все действительно так непросто.
— Да, все непросто. Но Пуаро — человек очень оригинальный и почти гений, признанный таковым еще при жизни. Он прекрасно понимает, что всем нам требуется: уверенность в том, что все эти домыслы — чушь собачья.
— А если нет?
— А почему вы так говорите? — резко спросил Энтвисл.
— Я не знаю. Просто мне не по себе. И не из-за того, что сказала в тот день Кора — из-за чего-то еще. Из-за чего-то, что в тот момент показалось мне неправильным.
— Неправильным? А в каком смысле?
— Вот в этом-то все и дело — не знаю.
— Вы хотите сказать, что это как-то связано с одним из людей, которые были в комнате?
— Да-да — что-то в этом роде. Но я не могу определить, с кем или с чем. Вам, наверное, все это кажется абсурдным…
— Совсем нет. Напротив — это интересно, очень интересно. Вы, Хелен, женщина умная, и если на что-то обратили внимание, то это что-то имело значение в тот момент.
— Правильно, но я не могу вспомнить, что конкретно
— А вы не думайте об этом. Так вы никогда ничего не вспомните. Забудьте об этом, и рано или поздно оно само к вам вернется. А когда вспомните — сообщите мне… немедленно.
— Обязательно.
Глава 9