После похорон

— Вы имеете в виду какой-нибудь смертельный препарат? — Медик уже не скрывал своего удивления. — Но ведь ни один человек не будет… послушайте, Энтвисл, к чему вы клоните? Боже мой, уж не хотите ли вы сказать, что его убили?!

— Я не очень хорошо понимаю, что хочу сказать. Скорее просто хочу понять, что возможно, а что нет.

— Но какие факты у вас есть, чтобы предположить нечто подобное?

— Никаких, — ответил адвокат усталым голосом. — Мистер Эбернети мертв, и тот, с кем он говорил, тоже умер. Все это на уровне слухов — смутных и неприятных, которые я, если это возможно, хочу прекратить. И если вы сейчас скажете, что ни один человек не имел возможности отравить мистера Эбернети, то вы сделаете меня счастливым! Уверяю вас, что вы снимете с моих плеч колоссальный груз.

Ларраби поднялся на ноги и стал прогуливаться по кабинету.

— Я не могу сказать вам то, чего вы от меня ждете, — ответил он. — Хотя мне этого и хотелось бы. Конечно, его могли убить. Любой мог удалить из капсулы масло и заменить его, например, чистым никотином или еще добрым десятком других препаратов. Или, например, подложить ему что-то в еду или питье. Такое выглядит даже более вероятным.

— Может быть, вы и правы, но в момент его смерти в доме находились только слуги — а я не думаю, что кто-то из них способен на такое. Более того, я уверен, что нет. Поэтому-то и ищу какую-то возможность, при которой результат был бы отдален во времени. Ведь не существует такого препарата, как мне кажется, который можно дать сегодня, а умрет человек через несколько недель?

— Идея интересная, но, боюсь, неосуществимая, — сухо сказал врач. — Я знаю вас, Энтвисл, как человека уравновешенного; кто распространяет подобные слухи? Мне они кажутся слишком надуманными и неправдоподобными.

— А Эбернети никогда ни о чем подобном вам не рассказывал? Никогда не намекал, что, может быть, один из его родственников хочет убрать его с дороги?

Доктор с любопытством посмотрел на юриста:

— Нет, мне он ничего подобного не говорил. А вы уверены, Энтвисл, что это не простая игра в сенсацию? Знаете, иногда истероидный субъект может вначале выглядеть вполне логичным и нормальным…

— Надеюсь, что все именно так, как вы говорите. Это вполне возможно.

— Послушайте, чтобы я понял: некто говорит… Я полагаю, это женщина, не так ли?

— Да, это была женщина, конечно.

— Говорит, что Эбернети сказал ей, что его пытаются убить?

Зажатому в угол Энтвислу нехотя пришлось рассказать всю историю о высказывании Коры во время похорон. Лицо врача прояснилось.

— Мой дорогой друг! На вашем месте я не стал бы обращать внимания на это высказывание. Все объясняется очень просто. Некоторые женщины на определенном этапе своей жизни — женщины с неустойчивой психикой, жаждущие сенсации, — могут сказать все что угодно. И очень часто говорят, знаете ли!

Это предположение медика обидело адвоката. В своей жизни ему приходилось иметь дело с истеричными искательницами сенсаций.

— Может быть, вы и правы, — произнес Энтвисл, вставая. — К сожалению, у нее мы ничего спросить не можем, так как ее тоже убили.

— Что значит — убили? — Доктор Ларраби посмотрел на адвоката с таким видом, словно засомневался в его нормальности.

— Возможно, вы читали об этом в газетах. Миссис Ланскене из Личетт-Сент-Мэри в Беркшире.

— Ну конечно, читал, только я не знал, что она родственница Ричарда Эбернети! — Было видно, что Ларраби потрясен.

Чувствуя, что ему удалось слегка отомстить врачу за его демонстрацию профессионального превосходства, и расстроенный тем, что его сомнения так и не развеялись в результате этого визита, мистер Энтвисл откланялся.

II

Приехав в Эндерби, Энтвисл решил поговорить с Лэнскомбом. Начал он с того, что спросил старика о его планах на будущее.

— Миссис Лео попросила меня остаться до того момента, пока дом не продадут, сэр, и я с удовольствием сделаю так, как она просит. Миссис Лео всем нам очень нравится, — вздохнул дворецкий. — Я чувствую, сэр, если мне будет позволено высказаться, что дом надо продавать. Я прожил здесь так много лет и видел, как молодые хозяева выросли в нем… Я всегда был уверен, что после отца здесь будет жить мистер Мортимер, возможно, со своей собственной семьей. И у нас была договоренность, что когда мне уже будет трудно здесь работать, то я поселюсь в Северной Сторожке. Эта Северная Сторожка — очень милый домик, и я все ждал, когда смогу заняться им и превратить его в безупречное жилище. Но, полагаю, теперь все эти планы в прошлом.

— Боюсь, что так, Лэнскомб. Усадьбу будут продавать, не разделяя, но с вашим наследством вы…

— Я ни в коем случае не жалуюсь, сэр. И прекрасно понимаю, что мистер Эбернети был со мною очень щедр. Деньги у меня есть… правда, приемлемый маленький домик для жилья найти будет трудновато. Моя замужняя племянница пригласила меня пожить вместе с ними, но это будет совсем не то, что жизнь в поместье.