После России

— Он оказался намного опытнее и толковее, чем казался сначала. И на теперешнем горизонте надо признать, что крупнее его фигуры нет. Без всякого сомнения. Я ничуть не сомневаюсь в том, что единственная его цель — удержать власть. Это всегда было единственной целью большевиков, и он в этом смысле вполне большевик. А в связи с этим он идет на различного рода маневры, и, я бы сказал, на очень толковые, умные маневры. Оказалось, что в нем хорошая хватка. Никакой он не гуманист, не демократ. Он делает все, чтобы спасти систему, которая сама себя загнала в тупик, и надо ей как-то выкарабкиваться. Ради власти он будет готов и из партии выйти и войти в любую другую партию.

Да, резко говорил Эдуард Кузнецов. Но свое, выстраданное, обдуманное. Многое уже в его незаемной жизни отстоялось, просеялось. Многое еще забудется. Останется главное: борьба за свободу, неприятие рабской жизни. Останутся встречи с честными, бескомпромиссными, мужественными героями нашего времени. А может быть, останется только то, что к узнику мордовских лагерей ездил на свидание великий человек XX века — Андрей Сахаров.

Почти уже прощаясь, я спросил Эдуарда Самойловича, перечитывает ли он свои книги. Кузнецов задумался и, не сказав ни слова, вышел в другую комнату, сел за компьютер и через полчаса вручил мне страницу готового ответа. Вот она.

— Свое перечитывать, давнее — как-то коробит слегка. С фактами — все более или менее просто — или они точны, полны, или ложны, однобоки… А вот с мыслями всякими там, обобщениями неизбежно сложней. Только дураку или гению даются истины раз и навсегда, во всей Их полноте и завершенности.

Вот фон: вышки, колючая проволока, холод, голод и прочая далеко не кабинетная атрибутика. И надо как-то выстоять, а значит, выстрогать из подручного убогого материала морально-идеологические костыли. А где костыль, там спрямление, там многое из сути уходит в стружку. Горечь — плохой советчик. Взять хотя бы один из тогдашних моих тезисов: социализм изначально, в сути своей порочен, им в той или иной степени болен весь мир, но раз именно в России он прежде всего грянул, следовательно, было и есть в нем нечто, к этому располагающее. То есть, перефразируя известное евангельское, в мир надобно прийти соблазну, но горе тому, через кого он приходит. Я и сейчас, столько лет спустя, чего только за эти годы не перечитав и не передумав, не вижу весомых аргументов, этот тезис опровергающих. Но раньше из моего сознания как-то выпадало, что «горе», свалившееся на Россию и все «подсоветские» народы, слишком уж несоразмерно «вине», а следовательно… То есть было бы опрометчивым сказать, что пора махнуть рукой на столь многим свойственную болезненную страсть копаться в былом и более печься о том, как справиться с нынешними бедами. Страсть эта не менее укоренена в человеке, чем, к примеру, тот же частнособственнический инстинкт, а к чему приводят попытки искоренения того, что природно свойственно человеку, общеизвестно. И

все же… Так ли уж достойно бесконечно уличать гуляку безоглядного, у которого уже и нос провалился, в былых грехах? Грех его не так уж и велик, а недуг-то смертельный. А потому представляется, что утверждение о неслучайности социализма в России — истина из разряда ясных, а не глубинных. По Нильсу Бору, ясной истине противостоит ложь (типа: коммунизм России навязали евреи и прочие чужаки), глубинной же — иная истина, тоже глубинная, такая, например: нет, не случайно именно через Россию пришел в мир соблазн коммунизма, но… пришел и уже уходит, она им почти уже переболела… и — за битого двух небитых дают.

…А мне остается добавить, что это первое интервью, данное Эдуардом Кузнецовым советскому журналисту.

Апрель, 1990 г.

Выдержки из этого интервью были опубликованы в еженедельнике «Мегаполис-Экспресс». 2 августа 1990 года в ответ на публикацию в газете появилось письмо Елены Боннэр.

О диссидентах и о комплексах

Открытое письмо Эдуарду Кузнецову

Дорогой Эдик!