Подняв поднос, она прошла мимо нехотя изображающего па Оддина, пролетела мимо его матери и через распахнутые двери прошла в другую комнату, через нее – в холл и, наконец, оказалась во внутреннем дворе. Ковин не последовал за ней, а значит, у нее было немного времени, чтобы обдумать, как действовать дальше.
У нее оставалось чуть больше четверти часа, чтобы все подготовить. Проигрывая в голове предстоящие мгновения, она поняла, что ей требовались часы, по которым она смогла бы точно определить время. Одни находились в гостиной, но были слишком большими, в нужное место не перетащишь. Другие, настольные, бронзовые, стояли в кабинете хозяина.
Внутренний дворик пришлось оставить без присмотра, и Элейн могла лишь молить Солнце, чтобы Робо из-за нее не досталось. Она поспешила к кабинету, но, оказавшись на втором этаже, поняла, что требовался ключ. Пришлось бежать вниз и искать мажордома. Сердце бешено колотилось: весь вечер она неторопливо обслуживала гостей, и вот в решающий момент, когда счет шел на минуты, нашла себе важное дело. Незаметно открыть кабинет, достать оттуда часы, тайком пронести их на первый этаж, где было больше двух сотен гостей…
– Робо, хозяин велел принести бронзовые часы в комнату с фонтаном. Он хочет, чтобы они дополнили интерьер, – заявила она, влетая в кухню.
Замученный мажордом сперва одарил ее взглядом, умоляющим о пощаде. Затем собрался, набрал воздуха в грудь и велел идти следом. Он открыл для «Ленни» кабинет и указал на резной комод, на котором стояли массивные часы на каменной подставке. Элейн с ужасом взглянула на предмет. Они, должно быть, весили, как она сама. Робо определенно не собирался помогать ей, поэтому, кряхтя и пыхтя, Элейн стащила часы с комода и, сгибаясь от тяжести, понесла к лестнице. Там у нее возникла дикая мысль просто спустить их по ступеням. Она не представляла, как еще доставить их на первый этаж. Хотелось плакать.
В этот момент внизу у подножия лестницы появился Оддин. Он лениво взглянул наверх и увидел покрасневшую от усилий Элейн. Сперва удивленно подняв брови, он резво взлетел на второй этаж. Мажордом испуганно замотал головой, но Оддин, не обращая внимания на протесты, отобрал у Элейн часы.
– Где ж вы набрали таких хилых лакеев? – ухмыльнувшись, спросил он.
– Я… не стоит, господин… это… – лепетал Робо.
Элейн же просто объяснила, что требовалось. Наконец все было готово: часы оказались в комнате с фонтаном, на мозаичном столике между клеткой с соловьем и мраморной скульптурой, изображавшей Луну и Солнце. Оставалось меньше десяти минут.
Когда Робо ушел, Элейн и Оддин остались одни.
– Зачем вам это? Что вы задумали?
Элейн вздохнула. Это было крайне неподходящее время для объяснений.
– Сюрприз, – отозвалась она. – Ступайте. Здесь никого не должно быть. А мне нужно найти хозяина.
Но Оддин не уходил.
– У вас на уме что-то опасное? – спросил он с явным беспокойством.
Досадливо вздохнув, Элейн стала приближаться к нему, одним лишь уверенным наступлением подталкивая к выходу во внутренний двор.
– Я понимаю, вы волнуетесь за брата, – с легким раздражением начала она, – но…
Правда, что «но», придумать не успела, так как Оддин отчетливо хмыкнул:
– Вы часы-то эти поднять не смогли! Я не за Ковина переживаю, а за вас.
– А это уж и вовсе ни к чему, – проворчала Элейн, оказываясь наконец вместе с Оддином снаружи, во внутреннем дворике.
Он не позволял ей пройти, стоя на пути, поэтому пришлось добавить:
– Оставьте меня, а то мама опять заругает.
– Вы смешная, – без улыбки отозвался Оддин, – запомню это для церемонии прощания. «Элейн всегда отличалась остроумием. Такой она и останется в нашей памяти», – продекламировал он текст будущей траурной речи.
Она занервничала: времени оставалось совсем мало.
– Оддин! – Она, возможно, впервые открыто посмотрела ему в глаза.
И уж точно впервые назвала по имени. Это подействовало: он удивленно распрямился, его густые пшеничные брови изумленно поднялись.
– Дай мне завершить задуманное, – прошептала она яростно и рванула было вперед, но Оддин аккуратно подхватил ее под локоть, вынуждая остановиться.
– Обещай, что сегодня никто не умрет, – многозначительно произнес он.
Элейн пронзила его суровым взглядом, но, увидев искреннее беспокойство в голубых глазах, чуть смягчилась и ответила:
– Исполнять такие обещания не в моих силах. Но, если тебе от этого легче, ни в чьей смерти я не заинтересована.
Он кивнул и отпустил.
Ковин находился в большом зале, стоял подле трона короля, вещая что-то с выражением глубочайшего почтения. Элейн решительно прошла вперед, встав в центре зала, рядом с танцующими парами, и стала пристально смотреть на Ковина. Он заметил это довольно быстро. Его губы еще завершали фразу, а взгляд уже сменился с доброжелательного на убийственный.