Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

К счастью, работа позволяла хотя бы на время выкинуть тревожные мысли из головы. Порой Элейн так увлекалась, перенося посуду, расставляя столы, расстилая скатерти, что даже забывала о своем представлении и заходила на кухню, будто была тут своей. Хорошо, что все были так заняты, что не обращали внимания на нагловатого лакея.

Наконец начали прибывать гости. Робо, не имея достойных рекомендаций в отношении Элейн – а точнее, Ленни, как та представилась, – отправил ее в самый дальний угол, подальше от короля и хозяина. Она должна была находиться во внутреннем дворике, разносить на подносе вино и забирать у гостей пустые бокалы.

Сперва все шло гладко. Элейн справлялась с подносом, гости проявляли больше интереса друг к другу, чем к прислуге, люди ждали появления Его Величества.

Затем Элейн увидела Оддина. Отчего-то ей и в голову не приходило, что он мог оказаться на балу. Вид у него был не особенно счастливый. Кажется, этот Торэм предпочел бы оказаться в подворотне, вытаскивая труп выпивохи из кучи мусора, чем стоять в красивом дорогом наряде на светском мероприятии, под заинтересованными взглядами молодых девиц и их матерей.

Красивую женщину рядом с ним Элейн приняла за госпожу Торэм, мать Ковина и Оддина. Их родство выдавали и светлые волосы, и форма глаз, и правильные черты лица.

На праздник они явно прибыли уже какое-то время назад и успели заскучать, но Элейн увидела их, лишь когда оба вышли освежиться во внутренний дворик поместья.

Оддин утомленно оглядывал сад, время от времени поправляя тесный в плечах камзол. Его спутница любезно улыбалась другим гостям, но в перерывах между этими вежливыми поклонами вздыхала, с неудовольствием косилась на сына и что-то негромко ему говорила. Он, подумать только, закатывал глаза.

Элейн и сама не заметила, что засмотрелась на пару, но тут их с Оддином взгляды случайно встретились. Она поспешно отвернулась и подлетела к ближайшему гостю, учтиво продемонстрировав поднос с вином.

Следующие четверть часа Элейн была занята тем, что избегала Торэмов, обслуживая всех вокруг, кроме них. Она как раз сосредоточенно наполняла чей-то бокал рубиново-красным напитком из графина, когда над самым ухом раздалось:

– Кого здесь надо убить, чтобы получить вина?

Это был Оддин. Он подкрался к ней сзади и промурлыкал слова так, что у Элейн не осталось сомнений: он ее узнал. Никто в своем уме не стал бы так разговаривать с лакеем.

Она склонила голову перед гостем, чей бокал наполняла, затем сделала пару шагов назад и тихо ответила последовавшему за ней Оддину:

– Если не печетесь о своей репутации, господин Торэм, позаботьтесь о моей. Я честный, уважаемый лакей.

Она направилась в сторону кухни, чтобы отнести поднос с посудой. Оддин не отставал. С явным весельем он ответил:

– О какой репутации идет речь, когда вы появились перед толпой гостей в таких обтягивающих бриджах.

Элейн чуть замедлилась, чтобы проходящий мимо молодой человек смог поставить бокал на ее поднос. Затем ответила:

– Почему-то на мужчинах эти бриджи кажутся всем вполне обычным делом. А я, по-вашему, выгляжу вызывающе. – Она бросила на него сердитый взгляд. – К счастью, все здесь уверены, что я и есть мужчина.

– Поверьте, если бы я так вырядился, это тоже выглядело бы вызывающе.

Элейн остановилась и оглядела Оддина с ног до головы. Таких не берут в лакеи. Что это за лакей, в плечах в два раза шире почти любого гостя. Неодобрительно покачав головой, она заметила:

– Не вижу, чтобы вы страдали от недостатка внимания. Но какими же глупостями вы забиваете себе голову! Кому какое дело до чужих взглядов.

– Вы ворчите, потому что завидуете моему успеху у женщин. Но послушайте… – Он сделал очень серьезное лицо, будто намеревался дать ценный совет. – Если бы у вас было не такое большое брюхо, вам бы тоже досталась пара заинтересованных взглядов.

Сказав это, он искренне рассмеялся. Его манеры обезоруживали, и Элейн не смогла сдержать смешок. Затем все же вспомнила, где была и зачем, и чуть нахмурилась:

– Мне нужно работать, господин Торэм. Пожалуйста, возвращайтесь к вашей…

Они были у самого входа в особняк. Элейн обернулась на толпу, чтобы бросить взгляд на спутницу Оддина, и вздрогнула, так как совершенно не ожидала увидеть эту даму прямо у себя за спиной. Он тоже удивленно поднял брови, услышав недовольное шипение:

– Оддин, ты в своем уме?

Элейн развернулась, едва держа тяжелый поднос. Женщина изобразила улыбку и протянула пустой бокал, жестом прося наполнить его. С трудом удерживая поднос одной рукой, второй Элейн взяла графин.

– Если ты продолжишь бегать за лакеем, я тебя придушу, – самым любезным тоном произнесла дама.

– Это Элейн, и она служит здесь прачкой, – прошептал Оддин, будто это меняло дело. – Видимо, никто не захотел поработать у братца даже один вечер, пришлось привлекать девушек.

Элейн кивнула в знак приветствия, а затем бросила на Оддина холодный взгляд. Не вовремя он решил завести светскую беседу. Не вовремя, и не с той.

– А это госпожа Торэм, моя матушка.

Дама сперва недовольно поджала губы, а затем сердито отозвалась: