Элейн едва заметно улыбнулась. Ее и мормэра разделял постамент, она смотрела на Ковина через пьедестал с телом Феолора и молилась, чтобы Магистр Света «подыграл» ей.
– Нужно обязательно прикоснуться к мертвецу на похоронах, чтобы он не являлся во снах.
Ковин прожигал ее взглядом, тяжело дыша. Было очевидно, что он пытался совладать с яростью, но справлялся из рук вон плохо.
Будь они одни, Ковин в два прыжка преодолел бы расстояние между ними, перелетев через постамент с Магистром, повалил бы Элейн на землю и просто избил до смерти. Однако все – от гвардейцев, что охраняли покойного, до зевак в толпе – внимательно наблюдали за разворачивающейся сценой.
Поэтому губы Ковина скривились в некоем подобии вежливой улыбки, больше напоминающей оскал. Он чуть поклонился и ответил:
– Любезно, что вы сообщили, но я не верю в приметы. Это всё глупости.
Кто-то в толпе ахнул. Женщины начали переговариваться. Мужчины многозначительно глядели друг на друга с явным осуждением. Весь их вид будто говорил: «У мормэра нет ничего святого».
– Это не шутки, господин Торэм, – продолжила Элейн настойчиво, когда тот собрался было развернуться. – Я расскажу вам одно поверье, которое сбылось. Но сначала прикоснитесь к руке Магистра, чтобы он не снился вам каждую ночь.
Продолжать ломаться было глупо, Ковин это понимал. Элейн намеренно сделала вид, будто проявила заботу. Так она дала ему возможность изобразить, что он снисходительно поддался из-за ее
Закатив глаза, Ковин наконец осторожно коснулся пальцев покойного, замерев на секунду, а затем отошел на пару шагов назад.
– А теперь идемте со мной, любезная девушка, – он поманил Элейн двумя здоровыми пальцами. – Расскажете свою суеверную сказку.
Элейн неотрывно смотрела на тело Феолора. Но его одежды оставались безукоризненно белыми. Что ж, в этот раз поверье подвело ее. Но нужно было что-то делать. Как-то выводить Ковина на чистую воду. Только его признание при свидетелях могло стать причиной для ареста. Других доказательств его злодеяний не было.
Сделав пару шагов к Ковину, она громко заговорила:
– Один раз я видела, как поют семь свистунов.
Народ ахнул. Ропот начал разноситься по парку: одни передавали услышанное другим – тем, кто стоял поодаль.
– И что? – фыркнул Ковин. – Пойдем, расскажешь мне все подробно в моей карете.
– Семь свистунов – предвестники скорой смерти.
Он сделал шаг в сторону, приближаясь к Элейн. Услышав ее ответ, закатил глаза.
– Стража… – начал Ковин.
– Но они предвещали не мою смерть. Напротив, в тот вечер в моей деревне умерли все, кроме меня.
Ковин застыл, чуть сузив глаза.
– Вы там тоже были, Ковин Торэм.
Люди снова охнули. Все внимательно следили, чем закончится эта беседа. Забыв про порядок в очереди, они подходили ближе, чтобы не пропустить ни слова.
Пронзительная трель заставила и Элейн, и Ковина поднять головы. На разлапистой ветви ближайшего дерева сидели три птицы.
– Это же свистуны, – заметил кто-то.
На соседней ветке Элейн увидела еще двоих. Пять.
– Сколько их? – вопрошали все, разглядывая дерево.
– Вон еще один, повыше! – воскликнул гвардеец.
– Я трех вижу, – крикнул высокий юноша.
– Да вон же на другой еще ветке! – ответили ему.
– Я вижу шестую!
А затем все в немом ужасе наблюдали, как седьмая птица, расправив крылья, плавно спускается с ветвей и садится мормэру на плечо.
Он изумленно повернулся к свистуну, слишком ошарашенный, чтобы прогонять.
– Это по вам поют Семь Свистунов из Думны, – отчеканила Элейн, наблюдая, как удивленно расширяются глаза Ковина и в них появляется узнавание, понимание.
– Ты! Это ты, маленькая рыжая…
Он не смог договорить, потому что женский крик заставил застыть всех.
– Посмотрите на Магистра Феолора! – выдохнул высокий мужчина.
Все обратили взоры на покойного. На его идеально белой одежде начали проступать кровавые пятна: одно в области шеи, два на груди и еще одно на животе. Кровь пропитывала ткань, казалось, на снегу распускались алые цветы.
Элейн кожей ощутила, как изменилась атмосфера. Секунду назад толпа, с любопытством наблюдавшая за разговором, начала будто вибрировать от возмущения. Казалось, что ее и Ковина окружил рой огромных разъяренных пчел.
Почувствовав опасность, Элейн начала медленно отступать. Ковин тоже, не отрывая от нее взгляда, полного ненависти, начал осторожно отходить в сторону.
– Если раны закровоточили, – выкрикнул кто-то, – значит, мормэр убил Магистра!
Толпа загудела, зажужжала, обступая Ковина, не давая ему уйти.
– Господа гвардейцы, – стараясь скрыть нервные интонации в голосе, произнес Ковин, – успокойте народ.
Но те стояли как вкопанные и глядели на покойного.
– За что вы нашего Феолора-то? – визгливо всхлипнула дама в годах.
Послышались рыдания.
– Гвардейцы, это приказ! – прорычал Ковин, делая уверенный шаг к широкой аллее, но окружившие его люди не шелохнулись, не давая пройти. – Лично кишки выну каждому, кто ослушается!
– Это чтоб на принцессе жениться! – раздался гневный голос.
– Ах ты проклятый, собак на тебя нет! – прокричал кто-то.