Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

Как ни странно, Торэм появился совсем с другой стороны. Он просто пересекал площадь широким уверенным шагом, довольно подставляя лицо солнцу. Карнаби снова переоделся в свою форму, и только теперь Элейн поняла, почему на рынке его внешний вид показался ей странным: днем Торэм был одет иначе.

– Послушайте! – воскликнула она, вскакивая на ноги.

Он услышал ее только с третьего раза, обернулся, а, узнав, остановился и приветливо улыбнулся. Элейн нагнала Торэма и, убедившись, что поблизости никого не было, произнесла:

– Хочу сказать, что мне не стоило быть такой неосмотрительной на рыночной площади.

Он отмахнулся:

– Право слово, не о чем беспокоиться.

– Со стороны мое поведение могло показаться грубостью… И я решила, что вы рассердились.

Ох, как же тяжело ей давались эти слова! Она не чувствовала за собой никакой вины! Но нужно было «помириться» с Торэмом. Он расплылся в улыбке:

– Что вы! Совсем нет. Знаете, – он чуть склонился, лукаво заглядывая ей в глаза, – думаю, дело в мужественных чертах моего лица. Вероятно, они показались вам суровыми. Но не бойтесь, за этим свирепым фасадом скрывается доброе сердце!

Элейн не могла не усмехнуться: все это было сказано так наигранно, что не оставалось сомнений: Торэм шутил. И это действительно прозвучало смешно. Черты лица его хоть и были грубоватыми, челюсть тяжелой, а брови широкими, назвать облик свирепым было уж никак нельзя. Светлые глаза светились мальчишеским задором, а выразительные губы то и дело складывались в улыбку. Если бы это был кто-то другой, Элейн назвала бы его обаятельным. Но ей было известно, какое «доброе сердце» скрывалось на самом деле! На рынке она отчетливо увидела истинную сущность убийцы.

– Ну так что, будете моим попутчиком? – спросила она, стараясь отстраниться от собственных мыслей и сосредоточиться на деле.

– Конечно, – отозвался Торэм, – с удовольствием. Как вы путешествуете? У вас своя лошадь?

Об этом она не подумала. Хотелось сыпать проклятиями.

– Пока не знаю, – выкрутилась Элейн.

– А где остановиться, есть? – участливо поинтересовался он. – В эту ночь я еще останусь в Нортастере. Отправлюсь в Альбу послезавтра. Это вам подойдет?

Она заверила его, что место для ночлега имелось, и они договорились встретиться через день на этой же ратушной площади в полдень.

Торэм ушел, а Элейн еще какое-то время задумчиво прогуливалась по брусчатке, думая, как быть с Ллойдом и лошадью. Если расстаться со своим спутником она готова была в любой момент, хотя и испытывала по этому поводу небольшие сожаления, то задачка с лошадью казалась неразрешимой. У нее не было столько денег, чтобы взять животное в аренду. Ллойд тоже вряд ли поделится. Торэм предлагал скакать верхом на одной лошади, но это казалось немыслимым.

Подняв голову, она снова увидела Торэма, решительно шагающего ей навстречу. Удивленно вскинув брови, она поспешила к нему.

– У вас поменялись планы? – спросила Элейн, останавливаясь перед ним и заставляя того резко остановиться.

Он вопросительно поднял бровь.

– Что-то случилось? – с почти искренней тревогой допытывалась Элейн.

Точнее, тревога была искренней, но беспокоилась она не за него. Не хотелось, чтобы что-то испортило ее планы. А Торэм выглядел так, будто его постигло огромное горе: лицо бледное, под глазами небольшие синяки, взгляд колючий.

– Вы мне скажите, – процедил он.

Элейн занервничала. Что могло случиться, что он вдруг изменил свою приветливую манеру на столь холодную?

– Я… я не понимаю, – она растерянно вглядывалась в его лицо. – Я знаю, что за этим суровым фасадом скрывается доброе сердце.

Чтобы слова прозвучали более убедительно, она ткнула Торэма кулачком в предплечье. Он медленно опустил взгляд на место, где Элейн его ударила, потом посмотрел ей в глаза.

– Очень в этом сомневаюсь, – отозвался он мрачно.

Торэм огляделся в поисках чего-то, а затем, видимо, обнаружив, удовлетворенно кивнул.

И в этот момент Элейн заметила, что волосы у мужчины лежали иначе. Оддин Торэм убирал их в небрежный пучок на затылке, иногда оставляя часть волос не забранными. У этого же человека светлые пряди были зачесаны назад и закреплены жиром. Длины волос просто не хватало, чтобы собрать их в пучок.

Тут же Элейн обратила внимание, что он был одет иначе: черный камзол с серебряной вышивкой, внизу белая сорочка. Торэм мог бы, разумеется, переодеться, но на рынке, как теперь вспомнилось, он тоже был в таком наряде. С чего бы человеку переодеваться туда-сюда в совершенно разные платья несколько раз на дню?

Теперь, приглядевшись, Элейн поняла, что и лицо отличалось больше, чем показалось сначала. Оно было не просто болезненным или изменившимся от потрясения. Небольшие мешки под глазами, более острые скулы с впадинами на щетинистых щеках и злые глаза – все это было не мимолетным, а постоянным. Перед ней был другой человек!

– Вы… вы не Торэм…

Он хмыкнул:

– Отчего же. Я – Торэм. А вот кто ты, мы сейчас выясним.

И, подхватив под локоть, он поволок ее к ожидавшей на площади карете, запряженной двумя белыми лошадьми.

Элейн пыталась сопротивляться, но напрасно.