Последняя сказительница

– Ты говорила, что реликвии я себе придумал. По-моему, это неправда. Почему ты не хочешь, чтобы я и другие о них узнали?

Зачем он это говорит? Он сейчас похож на Хавьера, когда мама поймала нас на месте преступления: мы ели печенье «Орео» перед ужином. Хавьер тогда улыбнулся, показав зубы в маленьких коричневых крошках, и сказал:

– Мы не брали печенье, которое ты спрятала за суккулентами.

И мама взглянула на суккуленты на кухонном столе. Так и сейчас, Нила наверняка смотрит на дверь за кроватью Вокси.

Нила вздыхает.

– Вокси, пойми: всё, что я… и Коллектив делаем – для нашей же общей безопасности, и для тебя тоже.

Я слышу, как он смеётся.

– Хотя ты прав, – говорит она. – О реликвиях забудь. Они никому не принесли ничего хорошего. Имущество, которым люди владели на Земле, развивало в них жадность и эгоизм. Они не были счастливы. Несчастье приводило к конфликтам. Понимаешь?

– Да, Нила. Понимаю. – На этот раз она его не одёргивает. Неужели он верит, что из-за книги «Мечтатели» кто-то стал жадным или началась война?

– Ничто не должно помешать тебе защищать Коллектив. Однажды, возможно, нам с тобой придётся узнать гораздо больше, чем только можно мечтать. Даже в Коллективе бремя скрытой власти ложится на плечи избранных.

Я вспоминаю о неиспользованных когах в ящике стола.

– Но всем владеть знаниями опасно. Чтобы Коллектив процветал, знания нужно контролировать и передавать лишь немногим. И немногие должны служить Коллективу беспрекословно и безоговорочно, как зетты.

Наступает тишина.

– Но что будет потом, ведь зетты не вечны?

– Не беспокойся. Мы много лет работаем над новой творческой группой Коллектива. С определённой целью. Вскоре появятся дети почти твоего возраста. Они будут запрограммированы развивать науку и беззаветно служить Коллективу.

Что-то царапает пол, и, кажется, их разговор окончен.

– Давай избавимся от ненужных знаний и имущества, которые нас отвлекают, чтобы только видеть друг друга. Если мы будем видеть только друг друга, вокруг будет спокойно.

С ней трудно не согласиться.

– Пойдём со мной, – зовёт она. – У нас собрание, и я хочу, чтобы ты послушал. Так ты будешь учиться и всё поймёшь.

– Сейчас? А можно я начну учиться в другой раз?

Опять повисает неприятная тишина, и потом слышится:

– Хорошо, Канцлер.

Я слышу шаги, и всё стихает.

Она не права. Она так ловко жонглирует словами, чтобы подкрепить свои убеждения! Кто-то научил её так же, как она учит Вокси.

Если не убежать до их возвращения, то я всю ночь просижу в ледяной комнате в ловушке. При мерцающем свете миниатюрного солнца я на цыпочках иду к выходу, такому незаметному, без очертаний. Знаю только, что по бокам стены покрыты сувенирами с Земли, а на узкой двери ничего нет. Я ищу выключатель или крошечную дыру, как на другой стороне, но не нахожу ничего, кроме фотографий и документов.

– Ну где, где, – шепчу я.

Большинство людей отошли бы от стены и сосредоточились на поисках крошечной дыры. Но даже будь в комнате больше света, стена так завешана фотографиями, документами и картинами, что я бы замёрзла до смерти, ощупывая её по сантиметру.

Я прикидываю и наугад провожу пальцами по тому месту, где с другой стороны был замок. Над ним в пластиковом футляре висит бейсбольная карточка первой женщины-питчера в высшей лиге. Снимаю карточку – и вижу ту же самую круглую дырочку. Для моих пальцев она маловата. Я возвращаюсь к столу за голотаком, но там пусто. Тогда достаю бейсбольную карточку из пластикового футляра с именем владельца и сворачиваю в тонкую трубочку.

– Извини, – шепчу я, зная, что карточка для человека по имени Фостер Найлз была очень дорога.

Я опускаю её в дырочку, и дверь, скользя, открывается. Проползаю в пустую ячейку и опускаю карточку в ту же дырочку с другой стороны, закрывая дверь. Пока она закрывается, я раздумываю. Если вернуться за семейными реликвиями, то можно запросто попасться, а потом, зачем они будут нужны, если меня перепрограммируют и я всё равно ничего не вспомню. Я вылезаю из ячейки Вокси и заглядываю в пустую спальню Нилы.

Дверь из спальни Нилы в коридор закрыта. Я нажимаю на ручку, но она не двигается. Сбоку двери точно такая же панель, как и снаружи. Я вытираю со лба пот. Ну давай, работай! Нажимаю 2061 – никакого толку.

Вернётся Нила, и всё кончено. Если они выбрали 2061 – год, когда мы улетели, то… Трясущимся пальцем я набираю 2442, такой год должен быть сейчас. Нажимаю на ручку – щелчок – и дверь открывается. Я вылетаю из комнаты и через две секунды приближаюсь к открытому пространству корабля, затем, выпрямившись, уверенно иду прямо в центр главного этажа.

На полпути к лифту слышу голос Нилы. Собрание проводят недалеко от бывшего кафетерия, и у меня нет выбора, я иду прямо к группе людей у лифта, чтобы подняться к себе.

Нила стоит на подиуме спиной ко мне. Вокси сидит в первом ряду и провожает меня глазами, но из своей роли не выходит.