– Ты видел их руки? – спросил Кеос у Леонида, чтобы как-то потянуть время.
– А? – не понял тот.
– Руки! Я говорю про руки этих персидских собак!
– А что, руки? – Леонид был с головой там, среди штурмующих, и ему было явно не до разговоров.
– А вот что! – и с этими словами Кеос нагнулся, отсек руку мертвого персидского воина и, наткнув на кончик копья, поднёс Леониду чуть ли не под самый нос. Конь Леонида никак не ожидал такого, и шарахнулся от ужаса.
– А-а-а! Аид тебя забери! Что же ты такое творишь-то, а?! – завопил Леонид и осекся. Он наконец-то увидел отрубленную руку и внимательно её разглядывал.
– Дошло? – поинтересовался Кеос.
– Хм… Похоже, они не умащивают их маслом. А, ну да, ты же мне уже показывал, тогда в разведке.
– То-то и оно!
– И чего тебе дались их руки?
– Ты когда-нибудь видел что-либо более грубое и отвратительное?
– Я? Нет! Пожалуй, нет.
– Вот и я. – Кеос с презрением стряхнул культю со своего копья и вытер кончик о землю. – По рукам сразу можно сказать об их владельце. Они не знают ни искусства, ни музыки, и явно лишены чистоплотности.
– Ну да, мерзкие животные, да и только! Ты бы не обращал внимания на всякую ерунду. Мало ли грязных собак на свете!
– Вы о персах? – их разговор услышали.
– Да, будь они неладны, – отвечал Кеос.
– А что вы хотите, – подхватил Андреас. – Это же свиньи, сущие свиньи в человеческом обличье. Своих детей они не моют, не купают и те вшивые бегают, играя в земле.
– Брехня! – возразил Амариллис. – Такие же люди, как и мы, просто служат другому царю.
– Ну, ты, Амариллис, не сравнивай! – загудели конники.
– Ты кого сравнил! – Возмущался Андреас. – Кого ты сравнил? Грека и перса? Эту лживую хитрую собаку ты сравнил с благородным греком? Я уж не знаю, может быть, они и моются, да только чести у них ни на грош. Да и царь их сущий деспот, а они – жалкие псы, которые лижут ему пятки! Да любой грек, пусть самый безродный, обладает достоинством и честью большей, чем самый знатный персидский вельможа!
– Я не знаю ничего такого о персах, кроме того, что знают остальные, – сказал Леонид, – но я гляжу на их руки (правильно мне подсказал Кеос), и я вижу неопрятность. Я вижу пренебрежение к телу. А тело – воистину, вместилище души, оно не должно находиться в забвении и грязи.
– Может, этот воин запачкал руки, ведь был бой. Наши-то руки сейчас не чище. – возразил Амариллис…
– При чём тут! – сказал Леонид, на всякий случай разглядывая свои руки.
– Вот-вот! – подхватил Андреас. – Грек, конечно, может загрязнить руки в битве, но по нему видно, что он умащивает кожу, что руки его хоть и грязны, но грязь эта не пристала намертво, она постоянно смывается водой. По крайней мере, перед трапезой. Эти свиньи напротив, рук не моют вовсе.
– По ко-о-ням! – прогремел призыв.
– Неужели, прорвались! – воскликнул Кеос.
– А то! Не всё ж им там топтаться! – весело ответил Леонид, застёгивая шлем.
– Вперёд! – прогремел голос военачальника Аминты, и тысячеголовая конная рать рванулась с места в карьер. – Город ваш!
– Город наш! – вновь донеслось со всех сторон.
Конница пересекла открытое поле перед воротами за каких-нибудь три минуты. Лучникам теперь было не до них. Да и лучников на стенах уже, похоже не осталось. Гоплиты смели защитников крепости и расчистили путь.