Последние дни Помпеи

– Долой, долой безбожника! Долой! Земля поглотит нас, если мы потерпим такие богохульства в священной роще, – смерть нечестивцу!

– Зверям его! – раздался из толпы женский голос. – Теперь у нас есть по жертве и для льва и для тигра!

– Если ты не веруешь в Цибелу, о назареянин, то какого же из наших богов ты признаешь? – вмешался воин, не обращая внимания на крик толпы.

– Никакого.

– Слышите, слышите, что он говорит! – кричали в толпе.

– О слепые безумцы! – продолжал христианин, возвышая голос. – Можно ли веровать в кумиры из дерева и камня? Неужели вы воображаете, что у них есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слушать, или руки, чтобы помочь вам? Разве этот бесчувственный идол, созданный руками человеческими, может быть богиней? Разве он сотворил род человеческий? Напротив, это он сделан человеком! Убедитесь же наконец в ничтожестве этого кумира и в вашем собственном безумии!

Сказав это, он подошел к храму и не успели присутствующие догадаться о его намерении, как он сбросил деревянную статую с ее пьедестала.

– Смотрите! – воскликнул он. – Ваша богиня не может отомстить за себя! Можно ли поклоняться неодушевленной вещи?

Дальше ему не дали говорить: такое смелое, такое дерзкое святотатство, и вдобавок в одном из самых чтимых святилищ, привело в ярость и ужас самых равнодушных. Толпа дружно бросилась на Олинтия, схватила его и, если бы не вмешательство центуриона, разорвала бы его на части.

– Тише, тише! – вскричал воин повелительным тоном. – Отведем этого дерзкого богохульника в суд, – и без того уже потеряно много времени. Положите тело жреца на носилки и унесите его домой…

В эту минуту выступил вперед жрец Исиды:

– Я требую эти останки, согласно обычаям нашего жреческого сословия.

– Исполнить требование фламина! – приказал центурион. – В каком положении убийца?

– Он спит или в обмороке…

– Если бы преступление его было не так ужасно, я мог бы пожалеть его! Вперед!

Арбак, обернувшись, встретил взгляд жреца Исиды – Каления. Этот взгляд был так выразителен и зловещ, что египтянин пробормотал про себя:

– Неужели он был свидетелем преступления?

Из толпы выскочила молодая девушка и с любопытством заглянула в лицо Олинтия.

– Клянусь Юпитером! Здоровенный малый! Говорила я вам, что у нас будет одна жертва для льва, другая для тигра!

– Го! Го! – заревела толпа. – Твоя правда! Один для льва, другой для тигра.

VII. Где читатель узнает положение Главка. – Дружба подвергается испытанию. – Любовь всегда одинакова, ибо она слепа

Наступила поздняя ночь, а любимые места прогулки помпейцев все еще были переполнены народом. На лицах праздных гуляк замечалось непривычное, более серьезное выражение. Всюду образовались группы, как будто гуляющие старались численностью своей смягчить полупечальное, полурадостное возбуждение, навеянное предметом их разговоров: это был вопрос о жизни и смерти.

Какой-то молодой человек поспешно пробежал мимо изящного портика храма Фортуны, так поспешно, что чуть не сбил с ног величественную, дородную фигуру почтенного Диомеда, возвращавшегося домой, в свою загородную виллу.

– Эй, – крикнул купец, чуть не потерявший равновесия, – глаз у тебя нет, что ли? Или ты думаешь, что я ничего не чувствую? Клянусь Юпитером, ты едва не убил меня! Еще такой толчок, и душа моя очутилась бы в Стиксе!

– А, Диомед! Это ты? Прости мою неосторожность. Я был погружен в размышления о превратностях судьбы. Наш бедный друг, Главк, кто мог бы подумать!..

– Но скажи мне, Клавдий, неужели его будут судить в сенате?

– Да, говорят, преступление так необычно, что только один сенат может судить его. Ликторы должны доставить его туда.

– Так что, он уличен публично?

– Конечно, где это ты был, что ничего не знаешь?

– Я только что вернулся из Неаполиса, куда уехал по делам как раз на другое утро после преступления. Как странно – он был у меня в тот же вечер!

– Его виновность не подлежит сомнению, – сказал Клавдий, пожимая плечами, – а так как подобные преступления имеют преимущество над всеми мелкими, пустыми проступками, то судьи поторопятся произнести приговор до игр.

– До игр! Милосердные боги! – воскликнул Диомед с легкой дрожью. – Может ли быть, чтобы его отдали зверям на растерзание? Он так молод, так богат!

– Правда, зато он грек. Будь он римлянин, тогда все пожалели бы его. Этих иностранцев можно терпеть только в дни их благополучия. Но в несчастии мы не должны забывать, что они, в сущности, рабы. Как бы то ни было, мы, люди высших классов, всегда сострадательны, и если бы его судьба зависела только от нас, он отделался бы гораздо легче, так как между нами будь сказано, что такое жрец Исиды? Что такое сама Исида? Но простой народ суеверен. Он требует крови того, кто совершил святотатство. Опасно не поддаваться общественному мнению.

– А тот христианин, или назареянин, или как их там называют, что с ним будет?