Последние каникулы

Ночь спали тревожно. Вызвавшийся дежурить с Кочетковым Игорек утром задремал и нажал на клаксон, перебудил весь отряд. Выползли на улицу и сразу же увидели, что в небе и в воздухе что–то изменилось, пожалуй, просветлело, решил Вадик. А днем уже потели, поглядывая на солнышко.

Работа как–то особенно спорилась в этот день. Вадик помогал Юре, размечавшему доски для пола; ладони горели из–за мелких заноз, поясницу ломило; он сел на кучу досок, и тут раздался этот вопль, болезненный, визгливый. Вадик обернулся и успел заметить медленное расплющивание полуголой фигуры на куче песка, там, у дома, под окнами второго этажа, и, ринувшись туда, услышал перехваченный голос Вовика:

— Я его… падло… сявка… пришью… по пальцам!..

— Слава богу, слава богу! — подбегая к песку и видя поднимающегося Кочеткова, лепетал Вадик. Он схватил, его за перемазанные раствором плечи: — Жив? Сядь, сядь! — удерживая его от какого–то стремительного движения, повторял Вадик, но тот, слепо крутя головой, все пытался рвануться куда–то. Отряд сбежался к куче песка, обступил их. Кочетков вскинул голову и улыбнулся. Вадик перевел дух.

— Удачно приземлился, — сказал Кочетков, похлопывая по песку. — Тута мягко. Чего встали? Работать! Работать, негры!

Ребята молчали. Как бы с трудом передвигая ноги, подошел бледный, с проступившими веснушками комиссар.

— Смени мне подсобника, — буркнул Юре Кочетков. — Нервный он очень.

— По пальцам бьет, сука! — сверху закричал Вовик. Одетый в Комиссарову тельняшку, он метался на стене второго этажа. — И не подходи, пришью!

— Нужен ты мне очень, — сказал Кочетков. — Шестерка. Меняй подсобника! — Он доставал папиросы, и Вадик заметил, что пальцы у него дрожат.

— Что было–то? — спросил комиссар ребят, оглядываясь.

— Я скажу, скажу. Не побоюсь! — Воаика трясло. — Он мне сразу говорил; «Будем в паре работать — нас не догонишь. Покажем класс!» А как не успеваю ему кирпичи подкладывать — по пальцам бьет, вроде случайно. Я говорю: «Не успеваю», — а он бьет! Доктор, посмотри! — Вовик сбежал вниз.

Вадик вдруг вспомнил, что еще вчера не успел спросить его про бинты на пальцах. Теперь он смотал грязные, неумело наложенные бинты, и все увидели синие, воспалившиеся фаланги.

— Ой! — вскрикнула Галя.

— Что же ты, гад, делаешь? — изумился комиссар, приседая на корточки и заглядывая Кочеткову в лицо.

— А ну вас! — плюнул Кочетков, вставая, — Он меня со второго этажа скинул — я претензий не предъявляю: бывает… Все! Цирк закончен.

— Пусть уходит! — сурово сказал Автандил. — Я с ним работать не буду. И точка! — Он швырнул на землю мастерок.

— Садист!.. — заорал Вадик, так и не отпуская распухших пальцев Вовика и сдерживаясь, чтобы не подуть на них. — Ты и убить можешь.

— Я — нет, — презрительно сказал Кочетков. — А этот вот интеллигент с «пером» ходит. — Он подмигнул Вовику.

Все посмотрели на Вовика, и он отступил было, но Вадик быстро перехватил его за кисть, цепко, как на занятиях, сжал ее.

— Отдай сам, — прохрипел багровый комиссар. Он подошел и стал ладонью похлопывать Вовика по пояснице, полез под тельняшку.

— На бедре, — подсказал Кочетков, выдувая дым через ноздри. — Галя, кыш отсюда. Мужика раздевать будут.

— Не надо! — сказал Автандил. — На бэдре? Тогда в кармане дырка, чтобы ручку схватить.

Все уставились на самодельную финку в руках комиссара: ничего пугающего в ее виде не было, жалкий кусок металла.

— На кого ж ты изготовился? — грустно спросил комиссар Вовика. — Сволочь ты, оказывается. А ну, снимай тельняшку. Хотел тебе подарить, а теперь снимай. — Вовик стянул тельняшку и неуверенно протянул комиссару. — Кидай ее в костер! — презрительно бросил комиссар и неторопливо, но с опущенными плечами пошел на сходни. За ним потянулись ребята.

— Юра, — отдышавшись, распорядился Вадик, — этого беру на перевязку, а Кочетков пусть лежит на жестком. Отлежится, я его посмотрю.

— Все в порядке, не возникай! Во, гляди! — Кочетков несколько раз присел, подпрыгнул. — А что если я на бережок? Спину погрею, отмоюсь. — Он брезгливо передернул грязными плечами. — Купаться можно, а, доктор?

— Чеши, чеши отсюда! — издали сказал Вовик уже прежним голосом.

— А то пошли на пару, скупнемся! — предложил ему Кочетков.

До обеда еще немного поработали, но настроения уже не было, посматривали на часы. А в лагере, пугая кухонную бригаду мрачностью, разбрелись по раскладушкам, молчали. Вадик, понурившись, сидел в медпункте, когда туда неслышно скользнула Оля, погладила чистыми прохладными ладонями по лицу. Тот обет молчания, который они не нарушали все прошедшие дождливые вечера, оставаясь вдвоем в этой комнатушке, отделенные только тонкой стенкой от ребят, не раздражал, не томил; можно было сесть рядом и, показывая друг другу слова в романе, «говорить» о чем угодно.

— А чего это вы там делаете? — спросила их из–за стенки Галя.

— Книжку читаем, — отозвалась Оля.