Последние каникулы

…Секретарша директора лежала в кровати, укрытая до горла толстым красным одеялом. Ненакрашенные губы казались синими на ее бледном лице, а в глазах была боль. Вадик сел на подставленный Глазовой стул и кивнул секретарше, чтобы она рассказывала. Та переглянулась со старухой.

— Ну, вот что, — за его спиной проговорила Глазова нерешительно, и Вадик повернулся к ней. — Женская беда у нее. Травила нагуленного, и видишь… кровью исходит.

— Господи! — вырвалось у Вадика. — Ну как же вы?.. А я‑то что могу сделать? Только специалист может. — У него по спине пробрало холодом: маточное кровотечение — это…

Секретарша разлепила сухие узкие губы:

— Ничего сделать нельзя?

— Да вы сами знаете, что надо делать, — пробормотал Вадик. — «Скорую» надо вызывать! Давно кровотечение?

Секретарша переглянулась с Глазовой.

— Три часа уж, — поглядев на громко застучавший в тишине будильник, ответила Глазова.

— Вы чего ждете? С ума, что ли, сошли?.. Немедленно идите на почту и дозванивайтесь до города! — заволновавшись, приказал Вадик. — Срочно! Говорите, что хотите!.. А я пока хоть в вену что–нибудь введу. Голова не кружится? — Он раскрыл чемоданчик, достал стерилизатор и последнюю коробку с ампулами глюкозы. — Лед в доме есть?

— Это пока «Скорая» приедет — утро будет, — не двинувшись с места, сказала Глазова. — Заводи свою машину, доктор, вези ее сам. Она мне не родня, и человек я старый. А ты доктор.

— Ей сидеть нельзя, — рявкнул Вадик. — Только лежа!

— В кузов матрас положим. Матрас дам.

— А кто сопровождать будет? Я ж за рулем…

— Не знаю, — вздохнула Глазова. Она скрылась в другой комнате, взяла там таз с какой–то огромной кровавой тряпкой и вышла во двор.

— Помогите мне, — шепнула секретарша. — Надо, чтобы вы меня отвезли. Наших медиков припутывать сюда нельзя. Догадаются.

«О чем?» — хотел спросить Вадик и вдруг все вспомнил и понял: «Глазова, Глазова!.. Сын ее, самодовольный и пьяный, и проспавшая на работу секретарша…» Он сел на стул и, морщась, охая, закачал головой.

— Я сама помочь попросила, — слабым голосом проговорила секретарша. — Она хотела, как лучше. Не могу я ее подвести. Уголовное ведь дело. Ну, пожалуйста! А вы в этом деле ни при чем. Уедете и все наше забудете или с собой увезете. А мне жить здесь! Из меня много крови вышло… — испуганно произнесла она. — Раньше Ведьма бабам помогала, а теперь… Вы, — она посмотрела на Вадика, — вы поможете? Я не умру? — приподнимая голову, спросила она. — Нет? Я ведь молодая, доктор. — Вадик кивнул. — Устала только я.

Он скормил ей десяток таблеток, не задумываясь над тем, много это или мало, надеясь только, что кровотечение остановится или хоть ослабнет, и побежал в лагерь. Свет в избе был погашен. Тогда Вадик приник к тонкой стенке и стал толкать ее в том месте, где спала Галя.

— Галя, Галя! — шептал он. — Тихо! Это я, доктор. Попроси Олю выйти ко мне. Быстрей!..

— Олюш! — беря ее за плечи, теплую, сонную и немного испуганную, сказал он. — Помоги!

…По дороге через поле он несколько раз останавливался, вскакивал на подножку:

— Какой пульс?

— Давай быстрей! — кричала ему побледневшая и испуганная Оля. — Сто двадцать! Быстрей, Вадя!..

«Сто двадцать, — повторял он про себя. — Двадцать за счет страха, а сто много? Какой же пульс при анемии второй степени? Спокойно, спокойно! Скорей!..»

Потом он вырулил на шоссе. С пугающей скоростью понеслась ему под онемевшую от давления на акселератор правую ногу серая лента дороги, казалось, гладкая, но сзади громыхало ведро, и он вздрагивал и втягивал в плечи голову, зная, как там, в кузове, трясет и бросает из стороны в сторону цепляющуюся за борт Олю и лежащую на тощем, промокшем кровью матрасе женщину.

Стволы берез, попадая под луч фар на поворотах, вспыхивали остро–белым, и когда он мчался через долгий березняк, ему на мгновение почудилось, что он несется вдоль бесконечного белого забора, потеряв направление, цель, надежду успеть, что всей этой гонке не будет конца, и впервые за всю дорогу руль дрогнул в его руках, правая нога соскользнула с педали акселератора, и машину повело к обочине, и она послушно замедлила бег… «Вадик!» — послышалось ему. Он сцепил зубы и, выводя опять машину на центр дороги и не выключая дальнего света, снова дожал акселератор до отказа.

У самого города навстречу начали попадаться машины, и Вадик издали длинными гудками, миганием фар пугал их, заставляя притормаживать, жаться к обочинам… Он надеялся, что на посту ГАИ к нему пристроится мотоцикл и станет не так одиноко и страшно, но дорога, как испытательная трасса, была пустынна, глуха и открыта для него. У подъема на гору к центральной площади он переключил скорость и полез вверх, слыша, как с грохотом покатилось к заднему борту пустое ведро, как в два голоса вскрикнули женщины, и опять сцепил зубы и не позволил больше себе волноваться, — за его спиной лилась неостановленная кровь.