Когда он подходит ближе, я вижу, что его волосы не такие густые и непослушные, как на фотографиях. Он несмело улыбается мне.
Карие глаза. Густые брови.
Я делаю шаг в его сторону, и мы целуемся, как это принято у французов.
Три поцелуя в воздух рядом со щекой.
Он прислоняет трость к столу, а потом протягивает мне букет. Я принимаю его.
—
— Что случилось с твоей рукой? — спрашивает он.
— Небольшой перелом, — отвечаю я.
— Больно?
— Нет.
Мы садимся. Хавьер склоняет голову набок и улыбается сжатыми губами. Я улыбаюсь ему в ответ, и меня охватывает ужасное чувство. Как будто я что-то забыла. Но я понятия не имею что. Хавьер, конечно, замечает произошедшую во мне перемену и спрашивает, все ли в порядке. Я хватаю рюмку шерри, но моя рука так трясется, пока я несу ее ко рту, что проливается больше, чем попадает в меня.
— Уф-ф, — говорю я.
Я чувствую, как попавшая на блузку капля просачивается через ткань на груди. Хавьер протягивает мне салфетку.
— Спасибо. — Я промакиваю блузку и кладу салфетку на колени. Лучше бы мне дали нагрудник.
— Все в порядке? — интересуется Хавьер.
— Не знаю, — отвечаю я. — Мне кажется, я что-то забыла, что-то очень важное.
— Что бы это могло быть?
— Я не знаю.
— Ты не забыла выключить плиту?
— У меня автоматическая.
— А кран?
Я задумываюсь о кранах в моей квартире.
— Нет, дело не в воде, — отвечаю я через некоторое время.
— Горящие свечи или что-нибудь в этом духе?
— Больше не зажигаю, — говорю я.
— Я тоже, — произносит он, посмеиваясь.
— Электрическая грелка? Газ? Ты дверь заперла?
— Да, возможно, я не заперла дверь, но на самом деле вряд ли.
Я вспоминаю, как Мишель М. запер дверь, отдал мне ключи и взял под руку.
— Нет, — решаю я. — Дверь заперта.
— У кого-нибудь день рождения? — спрашивает Хавьер.
— Нет, — отвечаю я.
Я опускаю глаза. Нехорошее ощущение не покидает меня.
— Ты не забыла принять лекарства?
— Нет.
Я чувствую, как сердце колотится у меня в груди. Бьется и бьется.
— Хочешь пойти домой проверить? — говорит Хавьер. — Я могу тебя проводить.
Я и не знала, что мое сердце до сих пор способно сокращаться в таком темпе.
— Нет, — отвечаю я, — наверное, просто окно не закрыла.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Я не обнаружила никаких причин держаться от Хавьера подальше. Для того чтобы избежать нежелательного поведения по отношению к себе, необходимо проявлять бдительность. Поверьте мне. Я больше не выношу глупостей. Естественно, терпения у меня не осталось. Если выяснится, что у Хавьера слишком много отрицательных черт, я тихо и спокойно отойду в сторону, не устраивая при этом сцен. Я имею в виду, к примеру, невнимание к гигиене, зависимость от игр, алкоголя или секса или же всевозможные расстройства личности. Мой опыт показывает, что подобные дефекты обычно прячутся в тени, пока однажды не являются во всем своем омерзении, и человек даже не понимает, почему его обвиняют в скандальном стиле жизни. Если бы у меня была дочь, я бы научила ее одной вещи: это не нормально!
ТУК-ТУК
Возле двустворчатой входной двери висит табличка, про которую говорил Хавьер: «Villa Les Petits Lapins»[4]
. С шумной улицы я попадаю во двор, окруженный каменными таунхаусами, покрашенными в светлые цвета. Входные двери и подоконники темно-зеленые. Хавьер сам спроектировал этот квартал. По его словам, название придумалось само, потому что на строительной площадке обитало множество кроликов. Слышен щебет птиц, которого не различишь на улице. Я стою среди фруктовых деревьев и гадаю, какой из входов его. Повсюду сколоченные из досок ящики, где растет зелень и овощи. Потом я замечаю пиджак Хавьера на плетеном кресле. Я подхожу ближе. Стол покрыт красной скатертью. Книга. Трубка. У стены два керамических горшка с цитрусовыми деревьями. Мандарины. Лимоны. Кажется, на несколько секунд я забываю, кто я, сколько мне лет и мужчина я или женщина.— Вина? — спрашивает Хавьер. Он стоит в дверях в мешковатой коричневой одежде и ортопедической обуви.
— Да, спасибо, — говорю я.
В углу двора навечно припаркован «Ситроен 2CV». Я сажусь на покрытое мехом плетеное кресло. Через некоторое время появляется Хавьер с двумя молочными стаканами, наполненными белым вином. Он садится. Мы смотрим друг на друга. Я ободряюще улыбаюсь в надежде, что он начнет разговор. Надеюсь, я выгляжу симпатично, а в моих глазах блестят искры. И я излучаю что-то вроде любви. Или, по крайней мере… Нет. Я смешна. Старики не бывают симпатичными. Это противоречит природе. Младенцы симпатичные, и они должны быть такими, и щенки, и котята, потому что зависят от чужой заботы, чтобы вырасти и продолжить род. А вот старики… Нет, я, наверное, уже совершенно несимпатичная.
— Ты такая симпатичная, — произносит Хавьер.
Я краснею.
ДЕТСТВО
По какой-то причине сегодня вид моей сестры не вызывает у меня особого раздражения. Не знаю почему. Возможно, дело в освещении.
— Я боюсь, что вся ложь моей жизни одолеет меня до того, как я умру. Будет ужасно тяжело, если наши иллюзии окажутся не слишком устойчивыми, так ведь? — говорит моя сестра.