Последний человек на Луне

И вновь на помощь пришел Чак Ла Пинта, всё в той же соломенной шляпе, герой совершенно неправильного облика. Мы не знали, насколько серьезна травма, лишь что она достаточно серьезна. Меня загрузили в его машину, и по дороге в больницу Чак изложил возможные варианты. Ни один из них не был хорошим, и я на самом деле не хотел услышать правду. «Если там разрыв и нам придется оперировать, Джино, то тебе крышка. На восстановление уйдет два-три месяца, – сказал он. – Если разрыва нет, тебе все равно придется лечь в постель, а потом немного походить на костылях. Но в любом случае на это уйдет некоторое время».

Когда пришли рентгеновские снимки, Чак бросил их на подсвеченный стол и, нахмурившись, стал разглядывать. Он так и не снял свою смешную шляпу, но был серьезнее, чем когда-либо, и от этого я дьявольски трусил. «Разрыва нет, но есть сильное растяжение, скорее даже перерастяжение, – объявил он. – Но поскольку разрыва нет, у нас есть шанс. Оперировать не придется, но тебе нужно будет высидеть недели две». Я знал, что он не шутит, но предпочел бы, чтобы это был какой-то зловещий розыгрыш. «И еще. Ты должен будешь делать в точности то, что я говорю, и не пытаться ускорить процесс. Если ты поспешишь с восстановлением, ты можешь порвать сухожилие, и тогда не полетишь на «Аполлоне-17». Всё в твоих руках».

«Ты не можешь отстранить меня! Я могу ходить!» Я почти кричал в отчаянии. Моя мечта не должна была умереть из-за глупого несчастного случая. Просто не могла. Я попытался перенести вес на ногу, но она подкосилась так быстро, что Ла Пинте пришлось подхватить меня и снова уложить на кушетку. Одно слово Чака моим боссам, и я пропал. Я уже слышал, как работает мельница слухов, и знал, что многие другие врачи имели бы соблазн раздуть из этой истории большое дело и вписать свои имена в историю. Но не Чак.

«Джино, у нас серьезная травма». Он туго забинтовал ногу. «Но я не отстраняю тебя официально, потому что я думаю, что мы сможем зализать рану. Только делай как я говорю и несколько дней не торопись, и я вовремя приведу тебя в норму. А что касается остальных, я скажу им, что ничего страшного».

Ничего страшного? Если я не могу ходить, как, черт побери, я смогу выйти на Луну? С того места, где я сидел, все выглядело очень скверно.

Получив запрос от боссов, Чак преуменьшил масштабы случившегося. «Да ничего особенного. На самом деле всё не так плохо, как кажется. Вихревая ванна, отдых, и он будет как новенький». Этот человек был прекрасным врачом, фантастическим лжецом и отличным другом. Менеджерам пришлось принять на веру выводы летного врача, но вне зависимости от того, что он говорил, ясно было одно: я не мог ходить. Командир экипажа ковыляет на костылях, потому что нога не может выдержать его вес, но уверяет всех, что дела обстоят прекрасно, просто замечательно. «Всего лишь растяжение связки, – скажу я. – Едва чувствую его, но Ла Пинта настаивает, чтобы я использовал эти чертовы костыли».

Я верил в превосходство разума над материей, я внушил себе, что должен избавиться от этих подпорок как можно скорее, и всего через четыре дня после травмы я отложил их в сторону. Я рисковал еще сильнее повредить сухожилие, но должен был показать всем, что со мной всё в порядке. Болело чертовски сильно, но я терпел боль, потому что не мог хромать на публике. Это было бы вредно для имиджа, и я знал, что меня могут вывести из экипажа одним росчерком пера, если нога не покажет срочного улучшения.

«Я смотрел сегодня, как он работает в скафандре, и он выглядел неплохо», – солгал Ла Пинта удивленным менеджерам в конце первой недели. Он наблюдал, как я влезаю в громоздкий скафандр, что было нелегко сделать и в лучшие дни, и знал, что нога доставляет боль, потому что видел капельки пота, выступившие у меня на лице. Я прикусил губу, но техники по скафандру, тоже из моей команды, ничего не сказали.

«А что если он порвет сухожилие, когда будет на Луне?» Даже Дик присматривался ко мне, говорил с Чаком и думал о том, как быстро приближается запуск.

«Не беспокойся, – заверил Чак Крестного отца. – Я этим занимаюсь. Он в порядке». Вечером я забрался в постель с ледяным компрессом, успокаивающим дрожащую ногу, испытывая разочарование и чувствуя съедающее меня напряжение, потому что слишком многое пошло наперекосяк – нога, простата, «Черный сентябрь», встревоженные руководители программы, тысяча и одна деталь, за которыми я как командир должен был следить. Иногда мне приходилось задавать себе тот же вопрос, что и Дик Чаку: а выдержу ли я?