Последний дракон Цзянху

Шао Цинмэй заботилась о нём с самого первого дня его появления в ордене Ледяной Звезды. Она покупала ему подарки и сладости и везде брала с собой. Но это были отношения молодой госпожи и слуги. Она не воспринимала его как равного, и он считал это нормальным, ведь она была дочерью главы заклинательского ордена, а он просто каким-то бродягой, которого она спасла. Но со старейшиной Бай было всё иначе — она относилась к нему так же, как и ко всем своим ученикам, не разделяя их. В её присутствии он чувствовал какой-то ранее им не испытываемый трепет. Ему хотелось стать лучше, чтобы заслужить её похвалу, словно ребёнок, ищущий одобрения у строгой матери. Разумеется, он не воспринимал её, как свою мать, просто эта красивая женщина была старейшиной одного из Великих орденов, а её собственные ученики боялись её больше смерти. Много раз он слышал перешёптывания других адептов, сводящиеся к одному — старейшине Бай лучше не попадаться на глаза, если хочешь жить. Но Да Шань не видел в ней ничего страшного. Она была доброй и рассудительной. Ни разу она никого не наказала несправедливо. Но самое главное — она позволила ничтожному ему тренироваться вместе с её учениками, и он не понимал, чем заслужил такое хорошее отношение. Ещё с самой первой тренировки, когда она спокойно указала на все его ошибки, он проникся почтительным уважением к этой женщине, поэтому искренне растерялся, когда один из её учеников сказал не обращать внимания на её слова. Если бы Да Шань мог ему ответить, то так бы и сказал, что тот ничего не понимает, ведь она всё верно сказала. Но сказать он не мог, поэтому просто рассердился и ушёл. Невозможность выразить свои мысли словами обычно его не волновала, но в тот раз ему действительно хотелось высказать тому парню, что тот неправ, и что нельзя так невежливо говорить о своей наставнице в её присутствии, ведь она могла его услышать. Если бы у Да Шаня была собственная наставница или наставник, он бы никогда не повёл себя неуважительно.

Он бережно вытащил из мешочка маленькую вещь и погладил кончиками пальцев. Это всё, что оказалось при нём, когда его нашли в той ледяной реке. Он берёг эту вещь в надежде, что однажды она сможет пролить свет на его прошлое. Больше у него не было ничего, что принадлежало лишь ему.

Да Шань прикоснулся к янтарному кулону на своей груди и почувствовал исходящее от него тепло. Старейшина Бай сказала, что это маленькое украшение защищало от огня. Сколько он себя помнил, ему снились кошмары, где всё вокруг объято обжигающим пламенем, а сам он бьётся в нём, сгорая заживо снова и снова. Поэтому он хранил свой мешочек под подушкой в надежде, что тот его защитит от кошмаров, ведь от него исходило то же тепло, что и от янтарного кулона. Сжав в руке маленький мешочек, Да Шань вышел из комнаты.

* * *

После окончания фейерверка люди не торопились расходиться. Бай Сюинь тщетно пыталась найти высокую фигуру в тени деревьев — мужчина уже ушёл. Внезапно пошёл снег, падая крупными хлопьями, словно зима не желала отступать. Потолкавшись со всеми ещё немного, Бай Сюинь решила, что выполнила все нормы приличия, поэтому откланялась и ушла к себе. Глава Ван настойчиво пытался её проводить, чтобы она не заплутала в темноте, но она вежливо отказалась. Даже без единого источника света она бы с лёгкостью могла дойти до дома.

Оставив позади шумную толпу, которая всё ещё продолжала праздновать, она направилась в сторону своего павильона. В прохладном воздухе кружили пушистые снежинки, мягко обволакивая землю. Старейшина Бай неторопливо шла по виляющей каменной дорожке, наслаждаясь долгожданной тишиной и одиночеством. Её разум вновь и вновь услужливо подкидывал ей образы, где Да Шань стоит перед ней на коленях, его голова приподнята в ожидании, а взгляд такой тёмный, что не видно, где заканчивается зрачок и начинается радужка. Если бы только она могла остаться с ним подольше. Набраться смелости и приподнять тяжёлую косу, опуская шнурок кулона на загорелую шею. Бай Сюинь была уверена, что его кожа под одеждой обжигающе горячая на ощупь. Ей не хотелось больше ни о чём думать, только вновь и вновь воскресать в памяти эти трепетные моменты.