Последний герой нашего времени

— Вот это по-нашему, по-бразильски, — уважительно произнёс Северцев, взял деньги и бодрым шагом направился к выходу.

— Знаешь, Вадим, — решительно сказал Сергей, проводив глазами уходящего гонца, — я вписываюсь. И край земли меня устраивает — питерский климат вреден для моего здоровья. Сыро тут, понимаешь, — он снова усмехнулся своей странной улыбкой. — Если ты, конечно, всерьёз намерен ехать.

— Я — всерьёз. Время сейчас такое — не до шуток.

— Тогда договорились. Вот мои телефоны, — синеглазый достал шариковую ручку и черкнул на треугольничке обёрточной бумаги, заменявшем здесь салфетку, два номера. — По рабочему спросишь Алексеева, а живу я один — сменные девушки не в счёт.

— А ты что, уже уходишь? Торопишься куда?

— Да нет, не тороплюсь. Посидим, расслабимся, выпьем за знакомство и…за удачу. Просто сначала дело — пока не заболтались, — а потом уже всё остальное.

— Это верно, — согласился Вадим. — Запиши и мои координаты.

Сергей записал. Они помолчали. Потом закурили — Костомаров свою привычную "беломорину", Алексеев сигарету из яркой пачки, какие в изобилии появились с недавних пор в разнокалиберных ларьках, поганками выросших вокруг всех станций метро. Взяли ещё по кружке пива и набор — в преддверии грядущего возлияния стоило позаботиться о закуске. Наконец Вадим собрался продолжить разговор — надо же узнать побольше об этом парне, свалившемся ему как снег на голову, — но тут за жёлтыми кругляшами толстого волнистого стекла, украшавшими окна заведения, мелькнула щуплая фигура Андрея.

— А вот и наш конь — золотые копыта, — приветствовал гонца Сергей. — Проворно ты обернулся.

— Два портвейна, — доложил Северцев, похлопав себя по оттопыренной на груди куртке, — напиток пролетариев и безвестных ударников умственного труда. Водка утяжеляет мыслительные процессы, а портвешок ласковый их облегчает и при этом способствует непринуждённому общению.

— Да мы вроде как уже всё домыслили, — заметил Костомаров, но Андрей, всецело поглощённый ритуалом скальпирования бутылки, не обратил на него внимания.

Налитый в кружки "ласковый" почти не отличался по цвету от пива, что тоже было немаловажно. В этом баре никто никого никогда не гонял за употребление принесённого с собой, однако неписаные правила местного питейного этикета следовало соблюдать.

— Вот и захорошело, — Северцев откинулся на спинку скамеечного сидения и закинул в рот истекающий жирком шматочек рыбки, — совсем другое дело. Знаешь, Вадим, я тут пока бегал, подумал — нет, не поеду. Я уж как-нибудь здесь попробую застолбить себе место под солнцем. Я ведь всё-таки поэт, бард, а не резчик рыбы.

— Поэт — это не профессия, — холодно изрёк Сергей.

— Ты прав, — невозмутимо парировал Андрей, — это состояние души.

— Слова это, — Алексеев поморщился. — Неужели ты по ходу не понимаешь, что надо бабки зашибать, а всё остальное — суета беспонтовая? Ты глянь вокруг — все стоят на ушах, вся страна встала дыбом, а ты… Кому она сегодня нужна, эта твоя поэзия? И вообще… — он махнул рукой.

Северцев хотел было возразить, но передумал и молча разлил на троих оставшуюся половину первой бутылки.

— Ладно, братцы-кролики под маской алкоголиков, — примиряюще сказал Вадим, — каждому своё. Будущее покажет. Ну, за неё — за удачу!

* * *

Чайка покосилась жёлтым глазом на двоих людей, повела клювом и пошла дальше, с изяществом фотомодели переступая тонкими лапками и брезгливо обходя жирные мазутные кляксы, испятнавшие прибрежные камни. Солнце над головой было ярким, но не жарким; на вяло шевелящейся воде танцевали бесчисленные светлые зайчики. Хрипло простонал гудком возвращавшийся с моря сейнер, негромко плеснула и откатилась невысокая волна. И густо пахло рыбной мукой, отработанным дизельным топливом, деревом, впитавшим в себя едкий аромат свежей рыбы, — сложным и неповторимым запахом морского порта, где отдыхают пришедшие с промысла рыболовецкие суда.

— Ну, корефан, — сказал Сергей, посматривая на неспешно бредущую вдоль кромки воды чайку, — пора восвояси? Завтра обещали дать расчёт. На доллары поменяем в Южном?

— Нет, — покачал головой Вадим, — рискованно. В Южном пасут — можно нарваться прямо в аэропорту. Положим на аккредитивы, а поменяем уже в Питере. Немного потеряем — курс меняется каждый день, — зато без осложнений. Джентльмен не должен быть скрягой.

Приятели сидели на бревне, выбеленном солёной водой и выброшенном на берег прибоем. Перед ними стояла початая бутылка коньяка, а на плоском камне была развёрнута бумага с немудрёной закусью — жареной навагой, закупленной в не блещущем изобилием магазинчике. Большинство их соплавателей, получив вожделенные деньги, уже пустились в разгул, торопливо вознаграждая себя за многомесячный тяжёлый труд в тесной железной коробке, скачущей среди волн. И ведь знали рыболовы, что результатом длительного запоя и примитивных ласк местных жриц эрзац-любви, обитающих в именуемых "фанзами" убогих строениях, будет пустой карман и вибрирующий от ударной дозы алкоголя организм, но тем не менее…