Последний контакт 2

И Роман поверил бы в эти доводы, но он знал правду о себе. Будь он человеком, будь он настоящим человеком, таким, каким его видела Валерия, то никогда не позволил бы матери совершить над собой такое насилие. Будучи человеком, он воспротивился бы такому ее решению и предпочел дожить свой век безвольной куклой, разобранным препаратом. Но он был эгоистом. Он думал о себе и о том, как ему выжить. Он позволил Валерии заплатить эту страшную цену за свое спасение. Позволил, потому что хотел этого. Да, можно было бы сказать, что Валерия приняла решение добровольно, что он не мешал ей, что стать наполовину ваэрром — полностью ее выбор. Можно было сказать и то, что она была обманута Добряком. Но этого нельзя было сказать о нем, Романе. Он-то знал, что задумал Добряк, он прекрасно понимал, чем грозит Валерии такой симбиоз. Понимал и ничего не сделал, для того чтобы остановить самоубийственный шаг. Уже тогда он мог предупредить ее, мог придумать способ предостеречь от рокового решения. Мог, но не стал этого делать. Но и это не было самым страшным для него. Самое ужасное заключалось в том, что он до сих пор носил в душе этот груз. Он хотел ей сказать, хотел покаяться, но не смог. Не смог, когда она была человеком, а сейчас, когда она все чаще проводила время в измененном сознании ваэрра, уже и подавно не мог открыться ей, облегчить свою душу. А облегчить ох как хотелось. Это ли не эгоизм?

Роману тяжело дались последние месяцы на «Юкко», а особенно последние недели, когда скорость перерождения матери возросла кратно. Она все чаще проводила время в неподвижных медитациях — так она называла сеансы связи со Сцерном, родной планетой «этих». Она все больше общалась с Добряком и новой командой на «Юкко» и все меньше уделяла времени ему, своему названному сыну, человеческому существу, которому она даровала вторую жизнь. Судя по всему, сломалась она именно тогда, когда «Юкко» вновь ожил, запитавшись от реактора «Осириса». Или же это событие произошло вследствие ее перерождения… не суть важно.

«Какую же цену она за это заплатила!» — вновь подумал Роман. — «Ради чего?»

Он еще помнил Валерию такой, какой она была раньше, помнил ее человеком. Сейчас же он смотрел на женщину-ваэрра. Метаморфоза еще не была завершена полностью. Руки и ноги Валерии еще не удлинились, пальцы не срослись, а голова, хоть и стала много больше человеческой (размягчились кости черепа, позволяя мозгу увеличиваться и изменяться), но по форме все еще напоминала голову землянина. Разве что волос она лишилась — сейчас они с Романом оба были лысы. В общем, голова матери пока не была такой же большой, как у других аватаров. Хуже всего обстояли дела с кожей. С нее, собственно, все и началось семь лет назад. Сперва она просто шелушилась, затем масштабы шелушения стали угрожающими. Мать даже думала, что умирает от какой-то неизученной кожной реакции на введение ДНК ваэрров. На деле же оказалось, что ее кожа просто перерождается. Эпидермис начал замещаться хитиновыми пластинками и постепенно вовсе сошел на нет. Уже ко второму дню рождения Романа мама больше напоминала земных ящериц, чем людей. Крупная такая ящерка, правда, без хвоста. И тем не менее Роман любил ее и восхищался ею. Любил такой, какой она была, и продолжал любить сейчас. И именно любовь Романа спасла Валерию. Не будь рядом его, она давно покончила бы с собой. Добряк просчитал все очень тонко. Он подарил девушке Романа именно в тот момент, когда она начала изменяться. Не будь Романа, Валерия бы выполнила свое обещание и просто убила бы себя. Но появление в ее жизни человека спутало все планы. Теперь она была в ответе за судьбу Романа, и именно поэтому не могла покончить с собой.