Последний континент

Ринсвинд пригляделся к собеседнику. Относительно принадлежности последнего к гномьему племени сомнений не возникало. Хоть он и не носил ни традиционной бороды, ни железного шлема, были другие признаки, которые безошибочно выдавали в нем гнома. Подбородок, словно созданный для дробления орехов, застывшее на лице выражение вечной свирепости и некая ядроголовость, заставляющая предположить, что обладатель таковой головы без малейших колебаний будет таранить ею все стоящие на пути стены. Ну и, разумеется, самая последняя, наиболее верная примета тоже наличествовала: макушка собеседника располагалась где-то на уровне Ринсвиндова живота. Кожаные куртка и штаны Безумного, как и карета, были сплошь покрыты железными заклепками. Там, где заклепок не было, висели средства индивидуального и массового поражения.

Кстати о друзьях. Существует множество причин, по которым начинаешь с кем-то дружить. Наставленное на тебя крайне смертоносное оружие принадлежит к числу четырех самых главных.

– Значит, описание, – поспешил поправиться Ринсвинд. – Хорошее описание. И запомнить легко.

Склонив голову набок, гном как будто прислушался к чему-то.

– Проклятье, меня догоняют. – Он перевел взгляд на Ринсвинда. – Из арбалета стрелять умешь?

Его тон недвусмысленно давал понять, что отрицательный ответ – это верный способ подхватить опасное и очень острое заболевание носовых пазух.

– А как же!

– Тогда лезь в карету. Знашь, я по этой дороге много лет катаюсь, и до сих пор еще никто не пробовал меня тормознуть.

– Почему бы это? – пробормотал Ринсвинд.

Внутри кареты было тесновато – большую часть пространства занимало все то же оружие. Безумный оттолкнул Ринсвинда в сторону, схватился за поводья, глянул в печную трубу – перископ и хлестнул лошадей.

По колесам заскребли ветки кустарника. Лошади вытащили карету на дорогу и начали набирать скорость.

– Красавицы, правда? – Безумный повернулся вполоборота к Ринсвинду. – Хоть и в доспехах, а уделают кого угодно.

– Да уж, карета… необычная.

– Ну, сначала она была не такая, пришлось сфордыбачить пару-тройку изменений. – Безумный зловеще ухмыльнулся. – Ты ведь, друг, волшебник?

– Э-э, в широком смысле этого слова.

– И хороший волшебник? – Безумный принялся заряжать очередной арбалет.

Ринсвинд замялся.

– Нет.

– Тебе повезло. Окажись ты настоящим волшебником, я бы пришил тебя на месте. Терпеть не могу волшебников. Чертовы рукодрыжники.

Ухватившись за рычаги, он повертел печную трубу в разные стороны.

– Вона они, – процедил он.

Ринсвинд заглянул через голову Безумного. На изгибе трубы размещалось зеркальце, в котором был виден участок дороги сзади, а также несколько точек, окутанных облаком красной пыли.

– Дорожная банда, – объяснил Безумный. – Охотятся за моим грузом. Тащат все, что увидят. Все гады – гады, но некоторые гады – настоящие гады. – Наклонившись, он вытащил из-под сиденья несколько сумок, которые обычно надевались на лошадей. – Значит, так: ты отправляешься с парой арбалетов наверх, а я тут налажу супертягу.

– Как? Ты хочешь, чтобы я стрелял в людей?

– А ты хочешь, чтобы в людей стрелял я? – парировал Безумный, вталкивая Ринсвинда на лестницу.

Ринсвинд выполз на крышу. Карета раскачивалась и подпрыгивала на ухабах. Он чуть не задохнулся от красной пыли, а ветер так и норовил надеть балахон Ринсвинду на голову.

Ринсвинд ненавидел оружие – и не только потому, что из этого самого оружия зачастую целились в него. Но когда вооружен ты сам, это еще хуже. Когда человек боится, что ты можешь в него выстрелить, то стреляет без колебаний. С безоружным противником он, по крайней мере, может поговорить, хотя следует признать, что по большей части это фразы типа: «Ни за что не догадаешься, что мы сейчас с тобой сделаем». Но на произнесение любой фразы требуется время

. Несколько секунд – это очень много, если ими правильно распорядиться, и уж кто-кто, а Ринсвинд умел найти им применение.

Далекие точки немного приблизились и оказались повозками, в конструкции которых упор был сделан не столько на грузоподъемность, сколько на быстроту перемещения. Некоторые – четырехколесные, другие – двухколесные… А одна была и вовсе… одноколесной, с крохотным сиденьем наверху. Внешний вид ее возницы наводил на мысль, что одежду он приобрел, облазав все металлоломные свалки Плоского мира, ну а где фрагменты одеяний не подошли друг к другу, заткнул дыры перьями, воспользовавшись услугами первой подвернувшейся под руку курицы.

Впрочем, та курица, что тащила его колесо, вряд ли дала бы себя в обиду. Эта птица была попросту огромной, больше Ринсвинда, и наполовину состояла из ног, а наполовину – из шеи. И мчалась она даже быстрее лошади.

– А это что за чудище? – прокричал Ринсвинд.

– Эму! – отозвался Безумный, к этому времени вылезший наружу и что-то подтягивающий в сбруе. – Очень вкусное мясо! Попробуй его подстрелить!

Карета подпрыгнула. Шляпа Ринсвинда, крутясь, улетела в придорожную пыль.

– Шляпа! Я потерял шляпу!

– Здорово! Где вообще ты такую чертовскую мерзость взял?