Последний костер

Янар сидел за столом вместе с приютившей его семьей, слушал негромкие разговоры и думал о своем. Неделя прошла с того времени, как он бежал из охваченной заразой деревни, но он все еще вздрагивал от любого кашля, раздававшегося рядом.

Жрец понимал, что поступил неправильно. Несмотря ни на что он должен был сжечь все, что могло гореть в этом поселении. Нельзя было допустить распространение заразы, даже если бы ценой этого стала его собственная жизнь, но… Он испугался. Он чуял Владычицу Пустоты, ожидающую за углом, она ждала своей дани, и Янар бежал, как можно дальше от холодного дыхания Смерти. Он не могу взять на свою душу столь тяжкий грех, убийство возможно здоровых людей, разрушение поселения. Кроме того, он знал, каково это – гореть. Все жрецы Анвара знали это, и некоторые жаждали столь чистой смерти, но сам Янар боялся этого, боялся как снег боится тепла, как тень боится солнца. Он не мог смотреть на горящих заживо людей, его переполнял ужас.

Настала Раздольная неделя. Все десять дней празднований Янар провел в одной деревне, решив немного прийти в себя, благо, веселье, царящее вокруг отгоняло его мрачные мысли и страшные воспоминания. По вечерам, когда гости, под завязку налитые разнообразным хмелем разбредались по своим домам (некоторые едва ли не уползали. Самых пьяных староста от широкой души оставлял на ночь у себя), Янар помогал старшей дочке хозяев успокаивать разошедшуюся малышню. Перевозбужденные, нервные дети никак не хотели успокаиваться и засыпать, а потому Янару приходилось придумывать все новые и новые способы уложить детишек. В этот раз он решил им рассказать короткую сказку, которую услышал от одного из наставников в ордене, когда сам был еще ребенком и боялся спать один в пустой келье.

Пошел как-то раз мужчина на рыбалку, а жена его осталась в доме, следить за детьми да готовить еду. Но вот только почему-то в очаге огонь горел очень уж плохо. Женщина положила в него сухих дров – все равно никакого жару. Разозлилась женщина, ножом в него ткнула, пошевелила уголья.

Вдруг вышел из очага мужчина, ликом светлый, волосом рыжий, глазом желтый. Вышел и молвит:

– Зачем же ты ножом тыкаешь в очаг? Если хочешь так огонь зажечь, то знай – я там живу.

Исчез мужчина, а очаг почти затух – дымок только струился.

Вернулся муж с рыбалки, увидел дымок, кинулся к очагу.

– Почему огонь не горит?!

Ну, женщина и рассказала, что же произошло.

Схватился мужчина за голову, заметался, что же делать? Потом схватил нож, порезал руку, а кровь в очаг отдал. И снова пламя разгорелось, жарко очаг запылал.

– Никогда больше не тыкай в него ножом, – сказал мужчина жене. – Огонь почитать и угощать надо. Ведь когда кто-нибудь из людей болеет, ему мясо дают, а пламени красная кровь нужна.

В последний день уютную тишину Раздольной недели нарушили крики, лаянье собак и ржание лошадей. Выскочив наружу вместе с хозяевами, Янар увидел толпу спешивающихся людей, среди которой сразу же признал две рыжие макушки – Лери и Хелену. Почти сразу же углядел и молодого виконта Велизара.

«Сыны грозы!» – неслось по деревне, и люди возбужденно гомонили, обсуждая приход незваных гостей.

– Староста! – властно позвал виконт. – Отведи наших жрецов к потухшим очагам, да вели накрывать на стол, Раздольная неделя еще не закончилась!

– Так, пан, нет у нас потухших очагов. Вот, стал быть, еще давеча были, а сегодня нет.

– Жрец у нас гостит, – вмешалась старостина женка. – Дык вон он!

Все взгляды обратились на Янара, и тот с трудом удержался от того, чтобы не шагнуть назад, скрываясь в тени от соломенной крыши избы. Взяв себя в руки, он распрямил плечи и шагнул вперед, поклонившись Виконту.

– Ваша Милость.

– Сиятельство. Мой дорогой батюшка отдал душу Госпоже почти месяц назад.

– Да обретет он тепло, – склонил голову Янар.

Он не знал лично старого графа, даже его имени, а потому читать заупокойную молитву показалось ему неуместным и несколько лицемерным.