Последний самурай

Потом спустил кровавую воду и продал первую серию кровавых полотен за lb 150 000. Называлась серия «Допустим, коричневый = красный».

Он и прежде был довольно известен, отчего этот новый его уклон и продался за lb 150 000, а когда «Допустим, коричневый = красный» ушла за lb 150 000, все очень заинтересовались другими его работами, тоже с интересными названиями, и все они распродались еще дороже. В итоге пришли к общему мнению, что интереснее поздние работы, где кровь высыхает или разбавлена водой, но существовало два лагеря, некоторым брутальные ранние работы нравились больше. Фотоколлаж с ванной, проданный за lb 250 000, нравился всем, и видеоинсталляция тоже. У всех работ были интересные названия, ни одна не называлась «Кровавая баня» или «Это не красный» — так слишком очевидно, а художник был умен. И потом в интервью говорил, что все цвета вокруг нас мертвы, но с кровью это проще разглядеть и порой ради ясности ты вынужден рискнуть и высказаться банально. Еще он сказал, что, видя коричневый, все думают о цвете крови, но никто не думает о других цветах, видя другие цвета. Потом он наполнил ванну синей краской, все повторил и назвал это «Допустим, синий = синий».

«Допустим, синий = синий» сочли тоньше и пронзительнее, чем «Допустим, коричневый = красный», и к тому же это уютнее развешивать по стенам в домашней обстановке. Отдельные работы продавались за lb 100 000, а анонимный американский покупатель приобрел всю серию за lb 750 000, и художник очень разбогател.

Публика, естественно, ждала, что теперь он так же поступит с белым, — скажем, пустой белый холст, ничего не нарисовано, только подписано, и все это, очевидно, должно называться «Допустим, белый = белый». С его репутацией он вполне мог такое сотворить. Говоря точнее, сотворить это мог кто угодно, но он мог сотворить и получить за это больше lb 100 000. Однако он не любил очевидных ходов и многие годы сопротивлялся созданию этой неминуемой работы. Он отправился искать другие цвета: ему теперь хватало средств покупать наркотики за любые деньги, и в основном он прибегал к ЛСД и еще кое-каким, и в жизнь вернулись цвета. Не совсем правдиво утверждать, что они положили конец его работе, поскольку для создания «Допустим, белый = белый» или даже лукавого «Без названия», чье появление кое-кто прогнозировал, требовалась не совсем работа. Он уехал в Штаты, и публика шутила, что он теперь увлечется политикой и напишет «Допустим, черный = белый» и как это будет замечательно. Но он только нюхал кокаин, говорил, что должен увидеть мир, каким видят его люди, способные позволить себе купить его работы, и его арестовали и предъявили обвинение в попытке дачи взятки, а также в хранении, потому что он сказал полицейской при исполнении, что она неплохо наживется, если потихоньку прикарманит его фотографии и отпечатки пальцев.

Между прочим, после такого успеха «Допустим, синий = синий» художник послал одну маленькую работу Лодочнику. Окунул большой палец в синюю краску и оставил отпечаток на грубой бумаге. Потом шприцем для анализов взял из вены 50 кубиков крови, окунул в нее перо и написал внизу: «Допустим, синий = синий». Приложил к этому открытку, а в открытке написал Вы поторопились меня поднять. Работа была маленькая, но совершенно уникальная. Лодочнику она нравилась меньше, чем Пикассо «голубого периода», и он продал ее за lb 100 000, а на них купил себе небольшую яхту, а потом и батисферу и спускался в карман синевы когда в голову взбредет.

Художник больше никогда не видел синего.

Сибилла брала меня на «Допустим, коричневый = красный» в галерею «Саутбэнк», но я был слишком мал и не оценил по достоинству. Потом, когда мне было лет восемь, в 1995-м, мы сходили на «Допустим, синий = синий» в «Серпентайн». Сибилла считала, что «Допустим, коричневый = красный» и «Допустим, синий = синий» должны стать Рождеством и Распятием следующей половины столетия и что позднейшие художники поймут их лучше. Тогда я уже мог оценить по достоинству, но все равно это не самый любимый мой художник.

Однако теперь я вспомнил, как он что-то послал Лодочнику, и отдельно вспомнил, как он настаивал, чтобы Лодочник посмотрел сам, и вспомнил, как он на многие мили ушел в белый. Я подумал, если попросить у него денег на переход через Анды на муле, дело, может, и выгорит.