Последний самурай

У художника была студия в старом пакгаузе на пристани Батлер-Уорф за Тауэрским мостом. Потом квартал перестроили — это было еще до того, как художник стал заколачивать миллионы фунтов на смерти цвета. И он переехал на старую фабрику неподалеку от Коммершл-роуд, в контейнере для строительного мусора нашел ванну, притащил на фабрику и сам подключил к водопроводу. Потом, когда вышла «Допустим, коричневый = красный», рынок недвижимости рухнул, а когда вышла «Допустим, синий = синий», съемщиков уже сплошь и рядом выселяли за неуплату. И художник выкупил целый пакгауз на участке неподалеку от Брик-лейн, который застройщик планировал застроить. Здесь художник останавливался, приезжая в Лондон, хотя обычно жил в Нью-Йорке. Иногда он летал в Южную Африку или Полинезию, но это, видимо, не помогало.

Я читал, что он приехал в Лондон на свою ретроспективу в Уайтчепелской художественной галерее.

Я доехал по Кольцевой до «Ливерпуль-стрит» и поднялся на улицу.

Сначала на всякий пожарный я сходил на выставку. Вход туда был платный — вот какой он стал фигурой, и вот как быстро все менялось в мире искусства. В Сент-Мартине и после учебы, в двадцать с хвостом, он считался любопытным и многообещающим художником, но если бы в 27 лет не создал «Допустим, коричневый = красный», все бы разочаровались и забыли, а поскольку он создал, ему уже проводили ретроспективу и сравнивали его с Ивом Кляйном[128].

Посмотрев выставку, я подошел к стойке и сказал: А где мистер Уоткинс?

Девушка за стойкой мне улыбнулась.

Она сказала: По-моему, его тут нет. Он, конечно, приходил на открытие, но не каждый день появляется.

Я сказал: Но у меня записка ему от мистера Креймера. Я думал, он здесь, я его везде ищу. Вы не знаете, где он?

Она сказала: Если хочешь, оставь записку мне, я передам.

Я сказал: Но это срочно. Мистер Креймер велел лично в руки передать. У него же студия тут по соседству?

Она сказала: Я все-таки не могу дать тебе такую информацию.

Я сказал: Ну, позвоните в офис мистера Креймера, а они скажут мне.

Она набрала номер, но там было занято. Она еще несколько раз набрала, но там было занято. Кто-то подошел, попросил им помочь. Она помогла, набрала номер, но там было занято.

Я сказал: Слушайте, я понимаю, у вас работа такая. Но что тут страшного? Либо меня послал мистер Креймер, и от мистера Уоткинса уплывает сделка на миллион долларов. Либо он меня не посылал, и паренек с прибабахом попросит у мистера Уоткинса автограф. Это что, конец света? На миллион долларов конец света?

Она засмеялась.

Сам ты конец света, сказала она.

Написала что-то на бумажке и дала мне.

Ладно, сказала она. Скажи уж правду. Тебя мистер Креймер посылал?

Я сказал: Ну еще бы не посылал.

И выудил из кармана конверт.

Вот, видите? Так что я побегу.

Она сказала: Нет, погоди, и дала мне другую бумажку.

Я выбежал за дверь.

Фабрика стояла за большими ржавеющими воротами, в которые пролезет грузовик, а в одной створке была дверца. Дверца была заперта. Я пару раз позвонил, постучал в ворота, но никто не пришел.

Я свернул в переулок, потом направо и опять направо, на улицу на задах. Тут тоже все выкупил застройщик, и теперь ленточные дома отгораживал деревянный забор. На заборе значилось название охранной фирмы, но в заборе были дырки, оторванные доски; в дырки пробивались кусты. Я залез. На месте дома была яма, а дома по бокам подперты железными лесами. Я пошел насквозь. И уперся в заднюю стену фабрики со стеклом поверху.

В конце бывшего сада росла старая яблоня. Я лез, пока не удалось заглянуть через стену.

Я увидел забетонированный двор — в трещинах росли одуванчики и трава. На задней стене пакгауза висела железная пожарная лестница, куча окон перебита.

Земля за стеной была ниже, чем с моей стороны, — если прыгать, выйдет футов 20. Но стена была из очень старых кирпичей, и раствор везде крошился.

Я лез по ветке, пока она не свесилась за стену, повис на руках и поискал на стене, где поставить ногу. Поставил одну, поставил другую, нашел, где зацепиться руками. Слез, кирпич за кирпичом. И пошел к пакгаузу.

Проникнуть внутрь оказалось несложно. Я по водосточной трубе добрался до пожарной лестницы, поднялся на пролет и залез в разбитое окно.

Я уже сомневался, что пришел куда надо. Может, девушка в Уайтчепеле меня все-таки провела. Я очутился в комнате с бетонным полом и грудой битого кирпича в углу. Я переходил из комнаты в комнату — везде то же самое.

Я спустился по лестнице. Зашел в темную комнату без окон. Свет только из двери, и я двинулся туда ощупью. Оказался в очередной комнате с битыми окнами — опять крошащийся бетон и битый кирпич в холодном сером свете. Вдоль стены почти до потолка груда досок, истрескавшихся и покоробленных, а рядом на полу кучки какой-то пыли. Я пригляделся, и они оказались горками крошечных хлопьев краски.