Последний секрет

Их беседы убеждали Финчера, что Мартен все глубже проникает в науки, особенно в психиатрию. Это Мартен посоветовал оформить помещения в зависимости от недуга пациентов.

«Они постоянно видят белый цвет, это отсылает их к собственной внутренней пустоте. Почему бы не окружить их красотой, произведениями «умалишенных» живописцев, сублимировавших свою болезнь и превративших ее в искусство? Я, например, чувствую созвучность творчеству Сальвадора Дали», – мыслеписал больной.

Жан-Луи Мартен нашел в сети базу данных с изображениями и вывесил на экране компьютера одну из картин Дали.

«Помните наш разговор о предрассудках, формирующих реальность? Таков и талант Дали. Он очень много работал с оптическими иллюзиями. Он показывает, что наш мозг без устали занимается интерпретацией и мешает нам видеть. Взгляните на эту картину. Найдите на ней Вольтера».

Сколько Сэмюэл Финчер ни вглядывался, Вольтер не появлялся. Жан-Луи Мартен помог ему, указав на лицо писателя в углу картины.

«Доктор, распишите стены мотивами с этих картин!»

– Кто это сделает?

«Сами пациенты. Хотя бы страдающие навязчивыми состояниями. Перфекционизм заставит их вложить в это занятие всю душу. Уверен, им понравится украшать дом, в котором они живут».

Сэмюэл Финчер согласился попробовать, и результат превзошел его ожидания. Больные часами разглядывали, разгадывали, пытались понять работы Дали.

– Должен признать, вас посещают очень интересные мысли, – сказал врач пациенту.

«Дело не во мне, я почерпнул это из изучения мозга. Почему не извлечь пользу из отличий? Будем использовать их безумие как преимущество, а не как недостаток».

Жан-Луи Мартен объяснил, что Виктора Гюго, Шарля Бодлера, Винсента Ван Гога, Теодора Рузвельта, Уинстона Черчилля, Толстого, Бальзака, Чайковского считали больными маниакально-депрессивным психозом – недугом, для которого характерно чередование фаз подавленности и подъема. Выяснилось, что при кризисе у таких маньяков вырабатывается ненормально высокая доза норадреналина – нейромедиатора, чрезвычайно ускоряющего коммуникацию, что и объясняет творческую производительность.

«Вы считаете меня безумцем, доктор?»

– Нет, вы просто увлеченный человек. Ваши стремления мне интересны.

Тогда Жан-Луи Мартен поведал нейропсихиатру о двух своих величайших увлечениях: живописи Сальвадора Дали и шахматах. Двигая глазом, Жан-Луи Мартен поместил на экране еще одну картину Дали.

«Это «Христос святого Иоанна Крестителя». Дали придумал изобразить Христа сверху, как бы глазами Бога-Отца. До него так никто не делал…»

Еще красноречивее он высказывался о шахматах. Для него они были способом вспомнить, что сам человек – фигура на огромной игральной доске, правила игры на которой ему неведомы.

«Шахматы порождают духовность, потому что благодаря им понимаешь, что две энергии, белая и черная, символы добра и зла, положительного и отрицательного, ведут борьбу. Шахматы помогают понять, что у каждого своя роль и разные достоинства – коня, слона или ладьи, но все зависит от места, где ты находишься, и даже простая пешка способна поставить мат».

Раньше доктор Финчер не интересовался шахматами. Потому, наверное, что никто не пытался его к ним пристрастить, он считал эту игру пустой тратой времени, отвлекающей мальчишек от игры в войну. Но то, как говорил о шахматах Жан-Луи Мартен, его захватило.

«Вам обязательно надо играть в шахматы. Это игра богов…»

– Вы деист?

«Конечно, а вы нет?»

– Для меня Бог – порождение человеческих грез.

«Я в меньшей степени картезианец, чем вы, Финчер. Наука выводит на абсолют. Думаю, Бог – необходимая гипотеза, без которой не объяснить всего сущего. Я, конечно, не считаю Его огромным бородатым старцем, восседающим на Солнце, скорее это измерение, превосходящее наше понимание».

– Вы считаете, что шахматные фигуры способны создавать передвигающих их игроков?

«Кто знает? Я считаю, что Бог пребывает в любом из нас. Он в наших головах, как спрятанное сокровище. Знаете, чего бы мне хотелось, доктор? Найти то место в мозгу, где мы помещаем Бога. Может, даже открыть химическую формулу воображаемого бога наших грез. По-моему, это вот здесь».

Он вывел на экран найденную в интернете карту мозга.

– Подождите, сам догадаюсь. В коре? Там, где определяется специфичность конкретного человека?

«Нет, совершенно не там».

Усилием мысли он прогулялся курсором по карте мозга.

«Я поселяю его здесь, в центре, строго между полушариями. Бог непременно пребывает в центре всего. Он – связь между двумя частями мозга – мозгом мечты и мозгом логики. Мозгом поэзии и мозгом расчета. Мозгом безумия и мозгом разума. Мозгом женщины и мозгом мужчины. Бог соединяет. Разделяет дьявол. Кстати, слово «дьявол» происходит от греческого «диаболос», что как раз значит «тот, кто размыкает, делит». Поэтому я определяю его место здесь, под лимбической системой, в мозолистом теле».

Сэмюэл Финчер сел рядом с больным.

«Что такое, доктор?»

– Ничего. Вернее… Это невероятно! У меня впечатление, что, не считая собственно неврологической практики, вы знаете столько же, сколько я».