Читаем Послеполуденная Изабель полностью

Мой дорогой Сэмюэль,

похоже, пришла моя очередь.

Мне осталось несколько дней… возможно, неделя.

Вот мой адрес. Это будет мой последний адрес.

Ты знаешь, где меня найти… если сможешь вынести… после той стены, что я воздвигла между нами. Но, как я уже сказала, время не на нашей стороне.

Изабель

***

Самолет приземлился на рассвете. Я написал Изабель по электронной почте из аэропорта в Нью-Йорке, сообщив, что уже в пути; что приеду с завтрашним солнцем. Ответ пришел через десять минут.

Утренние часы посещения в больнице: 10:00 – 12:00. Но я только что договорилась с ночным медбратом, который уходит в 08:00. Если ты доберешься сюда раньше, он проведет тебя… учитывая, что ты летишь из Нью-Йорка, а время уходит. Но я все еще жду тебя.

Около шести утра я сел в такси и выехал из аэропорта. Через полчаса уже стоял перед Американским госпиталем в Нейи. Из машины я написал Изабель. Она ответила, сообщив, что медбрат – парень по имени Лоик – встретит меня у главного входа в больницу в 6:30 и проводит наверх без лишних вопросов от дежурных администраторов.

– Постарайся скрыть свое потрясение, когда увидишь меня, – добавила она.

Лоик производил впечатление человека, живущего в вечной бессоннице. Я предположил, что это издержки профессии, связанной с ночными дежурствами в больнице. Он с облегчением обнаружил, что я говорю по-французски.

– Мы должны поторопиться, – прошептал он, когда я вошел. – Старший персонал приступает к работе примерно через полчаса, и здесь очень строго относятся к правилам и регламенту.

Он попросил меня показать паспорт охраннику при входе. Меня пропустили. Лоик провел меня по нескольким задним коридорам, а затем мы поднялись на шестой этаж в пустом большом служебном лифте.

– Мадам была так рада, что вы придете. Для нее это очень много значит. Более чем много. Вы сделали доброе дело, добравшись сюда.

Выйдя из служебного лифта, Лоик спешно увлек меня в другой задний коридор, и мы незаметно прошмыгнули мимо всех постов. Затем вернулись в общий коридор.

– Она в палате 242, – сказал Лоик, взглянув на часы. – Смена персонала в восемь. Так что я приду за несколько минут до этого. У нее одноместная палата, и я позабочусь о том, чтобы вам никто не мешал. Но, если возникнет чрезвычайная ситуация, возле кровати есть тревожная кнопка.

Мы подошли к двери. На табличке, вывешенной снаружи, значилось ее имя – де Монсамбер. Я подумал: неужели это и есть общий итог нашей жизни – фамилия, написанная фломастером на белой картонке, которую следует выбросить в мусорное ведро, когда этой жизни больше не будет? На мгновение меня охватила паника. Я не хотел сталкиваться с тем, что ожидало меня за этой дверью… хотя ради этого и летел целую ночь.

Лоик постучался. Тишина. Он открыл дверь. Маленькая комната. Высокая больничная кровать, утопающая в море медицинской аппаратуры и принадлежностей. Капельницы, пакеты с растворами, бесконечные провода, три высокотехнологичных монитора, мешок для сбора мочи, лотки с лекарствами и звуковое сопровождение метронома бип, бип, бип: сердцебиение моей Изабель.

И среди всей этой атрибутики конца жизни лежала она. Изабель заранее попросила меня не впадать в отчаяние при виде того, что с ней стало. Мне это не удалось. Узорчатая больничная сорочка была велика ей как будто на три размера – настолько она усохла. Изможденная, с серым лицом, впалыми щеками, она выглядела трупом. Вокруг головы был повязан элегантный шелковый шарф – что-то дизайнерское, когда-то купленное в дорогущем бутике; теперь единственное напоминание о том моменте в жизни, когда роскошный шелковый аксессуар повязывался вокруг шеи как часть изысканного образа, который она являла миру. Может, это был подарок от мужа, любовника. Теперь же он прикрывал безволосую голову. Изабель дремала. И вот открыла глаза. Ей потребовалось мгновение, чтобы сфокусировать взгляд и различить, кто перед ней. Наконец:

– Если ты скажешь мне, как хорошо я выгляжу, сразу пойдешь вон.

Я подавил смех, готовый перейти в слезы.

– Не скажу.

– Хорошо, – сказала она, указывая на металлический стул возле кровати. Затем кивнула в сторону Лоика – тот все еще стоял в дверях, – давая понять, что мы хотим побыть одни. Я сел на холодный стул. – Возьми меня за руку, – попросила Изабель, протягивая мне пальцы, теперь анатомические, сплошь кости. – Если, конечно, не возражаешь подержаться за руки со скелетом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Бремя любви
Бремя любви

Последний из псевдонимных романов. Был написан в 1956 году. В это время ей уже перевалило за шестой десяток. В дальнейшем все свое свободное от написания детективов время писательница посвящает исключительно собственной автобиографии. Как-то в одном из своих интервью миссис Кристи сказала: «В моих романах нет ничего аморального, кроме убийства, разумеется». Зато в романах Мэри Уэстмакотт аморального с избытком, хотя убийств нет совсем. В «Бремени любви» есть и безумная ревность, и жестокость, и жадность, и ненависть, и супружеская неверность, что в известных обстоятельствах вполне может считаться аморальным. В общем роман изобилует всяческими разрушительными пороками. В то же время его название означает вовсе не бремя вины, а бремя любви, чрезмерно опекающей любви старшей сестры к младшей, почти материнской любви Лоры к Ширли, ставшей причиной всех несчастий последней. Как обычно в романах Уэстмакотт, характеры очень правдоподобны, в них даже можно проследить отдельные черты людей, сыгравших в жизни Кристи определенную роль, хотя не в ее правилах было помещать реальных людей в вымышленные ситуации. Так, изучив характер своего первого мужа, Арчи Кристи, писательница смогла описать мужа одной из героинь, показав, с некоторой долей иронии, его обаяние, но с отвращением – присущую ему безответственность. Любить – бремя для Генри, а быть любимой – для Лоры, старшей сестры, которая сумеет принять эту любовь, лишь пережив всю боль и все огорчения, вызванные собственным стремлением защитить младшую сестру от того, от чего невозможно защитить, – от жизни. Большой удачей Кристи явилось создание достоверных образов детей. Лора – девочка, появившаяся буквально на первых страницах «Бремени любви» поистине находка, а сцены с ее участием просто впечатляют. Также на страницах романа устами еще одного из персонажей, некоего мистера Болдока, автор высказывает собственный взгляд на отношения родителей и детей, при этом нужно отдать ей должное, не впадая в менторский тон. Родственные связи, будущее, природа времени – все вовлечено и вплетено в канву этого как бы непритязательного романа, в основе которого множество вопросов, основные из которых: «Что я знаю?», «На что могу уповать?», «Что мне следует делать?» «Как мне следует жить?» – вот тема не только «Бремени любви», но и всех романов Уэстмакотт. Это интроспективное исследование жизни – такой, как ее понимает Кристи (чье мнение разделяет и множество ее читателей), еще одна часть творчества писательницы, странным и несправедливым образом оставшаяся незамеченной. В известной мере виной этому – примитивные воззрения издателей на имидж автора. Опубликован в Англии в 1956 году. Перевод В. Челноковой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи , Мэри Уэстмакотт , Элизабет Хардвик

Детективы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Классическая проза / Классические детективы / Прочие Детективы