Свидетельства и документы, исходящие как из революционного лагеря, так и от Людендорфа и его сподвижников дают на поставленные вопросы вполне согласованный ответ. Начиная с 1916 г., мировая война постепенно перестает быть делом германского народа в целом. В дальнейшем мы видим еще "кантовское" понимание долга на фронте, но народные массы все дальше и дальше уходят от войны: фронт Людендорфа, его мысли и заботы, его энергичная воля обращены не столько против Франции, сколько против отлива, который чувствовался в тылу. Тыл становился все враждебнее к фронту. Самые различные воздействия вели к тому, чтобы лишить войну народного характера и экономить силы для второй части: провокация 14 пунктов Вильсона, вакханалия спекуляции, голодная блокада Англии, веселье кронпринца на фронте, русская революция, пораженческая позиция независимых социал-демократов, брест-литовские переговоры. К осени 1918 г. улицы германских городов были полны мужчинами, фронт перестал получать подкрепления.
Также согласованно отвечают документы германской и французской стороны на вопрос о квалификации успехов Фоша в конце войны. Тогда как во Франции сопротивление во вторую половину 1870 г. приходилось организовывать исключительно из элементов, находившихся в оппозиции к первой, не участвовавшей в ней, новая Германия осталась наследницей кадров оттесненной, но не побежденной армии. Англичане, следуя в Бельгии за германскими войсками, удивлялись порядку отступления, организованности отпора арьергардов и целесообразной, систематизированной работе немцев по эвакуации и разрушению. Последнее большое сражение на французском фронте произошло 26 сентября — 5 октября. Вот в каком выговоре Петэну оценил Фош 4 октября французскую победу: “После 8 дней непрерывных боев, 4-я армия, конечно, достигла значительных результатов, которые, однако, несомненно, ниже тех успехов, которых надо было ожидать, имея в виду, что неприятель связан на всем фронте и ведет оборону некоторых участков против 4-й армии только истощенными и перепутанными частями, собранными наспех, и уже не располагает никакими заблаговременно возведенными укреплениями.
Вчерашний день, 3 октября, в особенности подчеркнул отсутствие управления в бою; он представлял картину недостаточного натиска, сражения, в котором не хватает цельности из-за отсутствия порыва и взаимодействия различных армейских корпусов; поэтому нельзя было и использовать достаточных результатов”.
“Отмечаются корпуса, не проявляющие деятельности, корпуса не маневрирующие, — тогда как другие изматывают все свои силы для успехов, остающихся неиспользованными”.
Я довольно начитан в военной истории, но такого тона в обращениях полководца к своему ответственнейшему помощнику после действительной победы встречать не приходилось. Бесстрастные цифры убитых свидетельствуют, что осенью 1918 г. французская пехота отказывалась от достижения поставленных ей задач при проценте потерь впятеро меньшем, чем в эпоху сражения на Марне. Несмотря на явный развал германского фронта, несмотря на ясно обозначившуюся победу, французы были способны только на вялые атаки и нигде не смогли прорвать германского фронта.
В моральной обстановке второй части войны вероятно еще большее понижение способности к жертвам и напору.
***
Зачем же немцы подписали версальский мир? Не логичнее ли было продолжать сопротивление, не складывая оружия?
В 1807 г. прусаки подписали Тильзитский мир, а в 1813 г. начали народную войну против наполеоновской оккупации. 6-летний промежуток оказался разделяющим первую часть войны от второй. Документы ясно свидетельствуют, что вождям Германии не требовалось вовсе 6 лет для того, чтобы придти к мысли о народной войне — подпольная работа началась на другой день после заключения мира. Конечно, в 1813 г. политическая и военная обстановка сложилась особенно выгодно, но очень удачный момент был и раньше — в 1809 г., когда борьба с Австрией и Испанией поглощала все силы Наполеона. Ответ лежит не в плоскости более или менее удачной внешней конъюнктуры, а в отсутствии предпосылок, необходимых для ведения второй части войны.