Постижение военного искусства

Скифский образ борьбы с вторжением заключался в выжигании самых убогих деревень, в которых наступающая армия могла бы получить малейшую зацепку. Жгут свое, чтобы не дать опорного пункта — крыши, продовольствия — неприятелю. Это начало скифской стратегии является руководящим и для обороны против политического наступления. Какие-то политические пожары должны предшествовать началу вооруженной борьбы, чтобы лишить неприятеля политических точек опоры. Не был ли таким политическим пожаром удачный жест царского правительства в мировую войну — манифест нашей ставки об автономии Польши? Если в дальнейшем течении войны все попытки германских и австрийских генералов использовать польскую кровь для борьбы против Антанты потерпели полную неудачу, то, в некоторой степени, не падает ли заслуга в этом на политическое ауто-да-фе старых русских домогательств в польском вопросе? И не стали ли после манифеста несколько лучше сражаться польские крестьяне в русских рядах?

В 1870 г. вторая часть войны могла последовать за первой непосредственно, вследствие политического пожара, происшедшего в Париже, когда пришло известие о Седане. Революция имела поверхностный характер, что обусловило и неполное напряжение народной войны; все же только те опустошения, которые она сделала в государственном наследстве, оставленном второй империей, сделали возможным дальнейшее сопротивление Франции. Половинчатая позиция Гамбетты не помешала ему стать “атаманом шайки луарских разбойников” в глазах консервативных современников, и только следующее поколение признало его национальным героем.

В 1807 г. одряхлевший государственный организм Пруссии, приспособленной только к “кабинетным” войнам, был не пригоден для ведения в его рамках второй части войны. Слишком глубоки были те трещины, на которых могло бы опереться “разделяй и властвуй” Наполеона. Прежде всего — крепостное право. Когда в 1818 г. польские помещики в Галиции попытались поднять бунт против австрийских властей, то последним, чтобы образумить поляков, не потребовалось ни одного австрийского солдата; достаточным оказалось разрешить крестьянам погром бунтующих крепостников. Точно так же после Тильзита нельзя было начать народную войну несвободными крестьянами против французской армии, еще помнившей свое революционное происхождение.

Нужно было уничтожить привилегии феодалов и сравнять с ними в правах буржуазию; буржуазии в народной войне 1813 г. отводилась главная роль, и, разумеется, предпосылкой была ее эмансипация. Нужно было изменить отношения, перестать бить солдат, изменить каторжный дух казармы, взгляды на дисциплину, чтобы можно было осуществить всеобщую воинскую повинность. В сущности в 1808-1811 гг. в Пруссии — сплошное зарево политического пожара, уничтожающего те опорные пункты, за которые могла бы уцепиться французская оккупация. Мы имеем безусловно дело с революцией, которая ввиду французской оккупации и уступчивости слабого короля требованиям партии реформ, протекала без внешней вспышки. Но о революции говорили и справа, и слева, и внутреннее бурление свидетельствовало о напряжении, неизбежном при внутренних сдвигах.

Клаузевиц квалифицировал, еще до свержения наполеоновского ига, йенский разгром как “подарок истории” за ту сумму внутренних возбудителей, которое дало Пруссии это потрясение. Счастливая Пруссия 1807 г.! Ее лучшие политические и военные вожди, ее лучшие граждане поняли историческую необходимость покончить с остатками феодализма, чтобы сохранить свободное место под солнцем. Почему Гнейзенау занял определенную революционную позицию? Потому что он являлся вождем не только эгоистичных обывателей, а великого народа. Нужно было совершить за счет феодалов буржуазную революцию.

Когда-то буржуазия была передовым классом. 100 лет назад история отметила бы жест бюргера Людендорфа, отказавшегося во время мировой войны получить награду за победу в виде графского титула или хотя бы дворянского “фон”. Но сегодня она игнорирует взгляды на феодальные побрякушки: на повестке дня стоят другие вопросы...

Народная война 1813 г. могла состояться только при условии принесения в жертву феодальных привилегий. И, естественно, феодалы являлись противниками Гнейзенау и его друзей, видели в них наемных агентов Англии и стояли за покровительство Наполеона, за единение с Францией, чтобы сохранить классовые привилегии за счет национального рабства.

Немцы и тогда уже были великим народом, так как Наполеон мог найти в Германии опору только в изжившем себя классе. Иначе этот великий политический мастер не остановился бы перед тем, чтобы уже в 1806 г. своим декретом решить аграрный вопрос в Пруссии, что лишило бы прусских патриотов возможности провести эту реформу как свободное решение прусского правительства и очень ослабило бы их внутренние позиции.