Имею ли я право печаловаться на своих наставников; будут ли иметь право слагать на нас вину за свою неопытность, за свои ошибки те выпускаемые теперь слушатели, которые не сумеют держать ответа на том великом экзамене, который представляет жизнь?
Такие жалобы имели бы под собой почву, если смотреть на Академию как на своего рода идеологическую верфь; три года в этой Академии над поступившими слушателями стучат тактические, административные, военно-исторические, стратегические и прочие молоточки, три года идет работа над сооружением того идейного корабля, которым является выпуск. Затем наступает праздничный день — выпуск слушателей из Академии: подрублены последние крепы, и новый корабль, вооруженный по последнему слову и оснащенный всем необходимым для плавания и боя в открытом море, тихо скользит в житейский океан. И при каждой аварии экипаж корабля сможет поминать своих судостроителей за устарелые чертежи, за недоделки, за недоброкачественный материал...
Но такое сравнение в корне неверно, к нашему общему счастью. В то время, когда мой выпуск покидал стены академии, русский флот обогащался шестью броненосцами типа “Цесаревич”. Три из них потонули в Цусиме; по существу, уже через год после постройки они являлись устаревшими, а через два года, когда в 1905 году появился первый дредноут, их всех следовало сдать в тираж погашения; их оставили в рядах флота почти из благотворительности; через одиннадцать лет, во время мировой войны, им предоставлялась работа только на задворках морских театров операций, и последний из них с честью, но бесполезно пошел ко дну в Рижском заливе в 1917 году. За 14, истекших со времени спуска на воду, лет броненосец стал уже не бойцом, а одряхлевшей посудиной. Мой же выпуск, за тот же срок, далеко не был сдан в богадельню: миллионные чудеса техники своего времени пришли в упадок, а мое поколение — их ровесники по академической скамейке — занимало ответственные посты в генеральном штабе и находилось в первом ряду бойцов в мировой войне.
Перед слушателями, покидающими теперь Академию, открываются два пути: один из них — удовлетворяться тем идейным багажом, тем тактическим и стратегическим вооружением, которое они ныне выносят со школьной скамейки; они с чувством известного удовлетворения будут вспоминать, что последний экзамен остался позади; они будут стремиться почить на благоприобретенных лаврах; в лучшем случае жизнь их уберет в ближайшие годы в тираж погашения, в худшем — они окажутся в критический момент на ответственном посту, и несомненно провалят, не могут не провалить дело, которому себя посвятили; и в эти горькие минуты на головы нас, их наставников, будут сыпаться тяжелые упреки и проклятия.
Мы имеем, однако, основание рассчитывать, что таковых будет меньшинство. Перед другими — каждый новый этап их военной службы будет рисоваться как новый, тяжелый и ответственный экзамен, требующий не упускать ни одного дня, ни одной минуты для подготовки к нему; они будут понимать, что даже наилучшие развитые и омеблированные знаниями головы, удалившиеся на два-три года от работы по военному искусству, от труда по осознанию того влияния, которое оказывает эволюция на стратегию и тактику, что и эти головы теряют половину своей цены. В знаниях, вынесенных с академических скамей, они не будут видеть панацеи, которая позволит им так же легко разрешать выдвигаемые жизнью проблемы, как пекут блины; для них академическая подготовка является только приготовительной школой к жизни, посвященной самостоятельной работе над военным искусством, к долгим десятилетиям упорного труда по самообразованию; академическая подготовка явится для них рычагом, который поможет им подняться над морем шаблонов, традиций и обычаев, сознательно и вдумчиво наблюдать явления военной жизни, делать выводы и делать шаги вперед.
Положительно было бы чудовищно требовать от Академии в 1923 году, чтобы она оснастила бы теперь выпуск теми тактическими, техническими и стратегическими знаниями, которые потребуются от него в тридцатых и сороковых годах XX века на будущих полях сражений. Задачи Академии — только распахать почву, создать необходимые предпосылки для самостоятельного последующего развития. В момент выпуска оканчивающий Академию должен сказать: теперь я сумею найти и выкроить свободные вечера, чтобы приступить к серьезным занятиям.