Указывая на необходимость приступить к серьезным занятиям за порогом Академии, я нисколько не стремлюсь разгрузить ответственность последней. Она велика, с моей точки зрения: Академия не должна была загрузить своих слушателей мертвыми формулами, не должна была засыпать их, как из рога изобилия, справочными данными. Академия — не идеологическая верфь, и не товарная станция, делающая обороты научными грузами. Ее задача много труднее и сложнее: она должна дать ростки, способные к дальнейшему росту и развитию; она должна представлять теплицу, где прорастают новые идеи, атмосфера которой насыщена военно-научной работой. Только в момент своего рождения мысль имеет особое притягивающее влияние, только непогасшие вулканы идут в счет, только соприкосновение с живой, развивающейся научной мыслью может вдохновить на долгие годы самостоятельного, часто одинокого, научного труженика. Сколько было сделано и будет еще делаться бедным академиками упреков в теоретичности, в оторванности от жизни их логических построений! Как горько выслушивать эти упреки тем академикам, которым задача их рисуется не в подготовке книжников, а в создании живых людей, с открытыми на действительность глазами, с умением разбираться в предъявляемых жизнью требованиях, со способностью постоянно расти, развиваться до исполинской высоты, требуемой моментом.
Горе академиям, выпускающим законченных деятелей! Но если слушатели настоящего выпуска до гробовой доски будут чувствовать себя учениками, если академические годы не погасили, а развили у них любопытство и любознательность, если у них выработалась та мерка, та личная их точка зрения, которая позволит им воспринимать явления действительности не с чужих слов, а по непосредственному наблюдению, то Академия может считать себя выполнившей свой долг.
Красные зори. 1923. № 7-8 (июль-август). С. 20-23.
Путь молодого академика
За 5 лет перед мировой войной возникло предложение пригласить в Россию для обмена мнений по вопросам крепостного строительства известного французского специалиста, полковника Мондезира, читавшего лекции по долговременной фортификации во французской академии и охотно соглашавшегося поделиться с нами своими знаниями и опытом строительства крепостей во Франции.
Это предположение возникло в среде генерального штаба и все же не могло быть осуществлено, так как наши инженерные авторитеты восприняли этот проект как тягчайшее оскорбление по своему адресу. “У нас самих европейские имена, а вы нам наставников будете выписывать, — на такую оплеуху мы пойти не можем”. При известных дипломах, опыте и заслугах, наращение теоретического и опытного багажа, имевшее самое отдаленное сходство с ученической скамьей, рисовалось как отвратительное унижение. Это — одна из дорог, по которым старая Россия скользила в пропасть поражений мировой войны [...]
Работники, окончившие академию генерального штаба лет за 15-20 до мировой войны, представляли своего рода ландвер военного искусства, в худшем смысле этого слова; они, за редкими исключениями, были чужды оперативным и тактическим вопросам, располагали только канцелярским опытом, молчали, “воздерживались”, когда речь заходила о чисто военных вопросах.
Несомненно, это явление отчасти объясняется значительным улучшением постановки военной академической подготовки в России после ухода генерала Леера и особенно после русско-японской войны. Но только отчасти. В основном беда заключалась в том, что академики застывали на той ступени эволюции военного искусства, которой достигала академическая учеба в год их выпуска. На полевой поездке 1912 года седобородые старшие начальники еще толковали о стопушечных батареях, т.е. находились на уровне тактического опыта войны 1870 г., который им и был, по-видимому, прекрасно вдолблен, когда они юношами учились в академии. Перевооружение армий, новые уставы, опыт новейших войн, энергичные дискуссии в печати — все это скользнуло поверх их сознания, почти не затронув его. Рядовой батальонный командир в тактике стоял выше матерых академиков.
Военное искусство, в своем непрерывном движении вперед, стремится отбросить в прошлое каждую достигнутую ступень овладения им. Каждый из нас, остановившийся в своей работе над военным делом, подвергается грозной опасности — обратиться в привидение, сбежавшее со страниц истории военного искусства. Сколько таких привидений разгуливало в штабах, руководивших боями; сколько таких привидений появляется даже в военной литературе. Эти привидения тем опаснее, что они переодеваются в формы по последнему декрету, употребляют новые, модные словечки и часто ссылаются на химию и авиацию; эти ссылки молодят...