Постижение военного искусства

Мы готовы преклониться перед отвагой французов, решивших умерить кредиты на чисто оборонительные мероприятия в таком размере, чтобы, обеспечив оборону крепостей лишь на немногие недели, сосредоточить все заботы на полевых операциях, но тот сильный закал, который получает государственная оборона нашей союзницы и который дает ей твердость, но и хрупкость хрусталя, не может нас не беспокоить. Если, по исчислениям германской и французской военной литературы, мы можем лишь на тридцатый день вторгнуться значительными силами в Восточную Пруссию и только на сороковой день — в Познанскую провинцию, а французы к этому времени предлагают уже закончить военные действия, то это не может нас не интересовать. Французская гордость не позволяет положить в основу плана войны, что борьба с Германией будет решена в бассейне Одера и Вислы, и как бы толкает французов на несвоевременную авантюру где-то в районе Вердюна-Нанси [...]

***

Многие крупные изъяны германской организации мне прекрасно знакомы; так же точно мне известно, что французская армия, наравне со своими характерными недостатками, имеет и существенные, недостижимые в других армиях плюсы. Но все это не может поколебать нашего заключения, что в боевом отношении силу Франции надо приравнять 50% силы Германии и что попытка решить участь будущей европейской войны на полях Лотарингии в условиях 1 против 2 или даже 2 против 3 была бы непростительной стратегической ошибкой тройственного согласия, одной из тех ошибок, которых история побежденных приводит бесчисленные примеры [...]

***

Колоссальны успехи, сделанные нашей армией после русско-японской войны. В тактической подготовке войск, в стрельбе, в обучении и группировке запасных, в мобилизации, в накоплении огромных материальных средств мы сделали огромные шаги вперед. Офицеры, оторванные от строя в течение нескольких лет и снова познакомившиеся с ним, поражаются той напряженной работой, которая ведется в войсках. Мы можем с гордостью оглянуться на успехи нашей государственной обороны за последние годы. Требования поднялись настолько, что сравнение постановки любого вопроса ныне с тем, что делалось в недавно минувшее время, почти невыполнимо. Ленивые вспоминают о прошлом, как о золотом веке бездумья. Наши успехи в деле боевой подготовки ни для кого не тайна; оптимизм растет; действительно, на любое опасение, выраженное вами, готов ответ: “Успокойтесь, сравните настоящее с нашей беспомощностью в этом отношении в прошлом, убедитесь, как мы шагнули вперед”. И подобный ответ, базирующийся на эволюции нашей армии, нельзя не признать заслуживающим уважения.

Если, с одной стороны, мы и раньше представляли настолько грозную силу, что наш сосед, внимательно нас изучающий, не считал выгодным для себя нападение на нас, и если за последние годы мы значительно усилились — в два, три или четыре раза — цифра в нашем рассуждении не играет роли, — то в чем же заключается причина дальнейшего беспокойства за судьбу сухопутной войны, в чем лежит основание для требования дальнейшего роста нашей армии, для тревожного заглавия настоящей статьи о большой военной программе?

Ответ очень простой: второстепенный русский фронт стал для Германии важнейшим театром операций; а первостепенный театр операций предъявляет к русской подготовке к войне требования по совершенно отличному масштабу.

***

Нет никакого сомнения, что в России все, включая и моряков, убеждены, что успехи на суше для нас в бесконечное число раз важнее успеха на море. На суше будет брошен жребий Великой России. Суша — главный театр операций, море — второстепенный, и успехи флота интересны нам именно постольку, поскольку облегчают положение на суше. Совершенно ясно, что если бы на суше мы имели дело с коалицией, располагающей крупным перевесом сил, например, если бы к тройственному союзу примкнула и Франция, то нам пришлось бы забросить идею подготовки к господству на морях и все силы народа напрячь для обороны на суше подступов к внутренним областям государства. Так и Германия: ослабление французской армии двухлетним сроком службы и России — войной 1904—05 гг. позволили германским правящим кругам начертать программу подготовки государства к борьбе с Англией за господство на морях. И наоборот, усиление военной мощи России и призрак — увы! — Балканского союза, готового примкнуть к тройственному согласию, заставили адмирала Тирпица отречься от морского соперничества, являвшегося роскошью, и напрячь все силы государства и израсходовать очередной миллиард на доведение армии до 860 тысяч солдат.