И действительно: последние два года, в тактическом отношении, наша эволюция заключалась в переносе на наш фронт всех методов борьбы, к которым пришли наши союзники французы, находясь в совершенно отличных от нас условиях. Мы завалены брошюрами, дающими интересные данные и блестящие выводы из боев на французском фронте, мы знаем сколько пушек, когда и как стреляли в Шампани, а о блестящем прорыве Брусилова в 1916 году даже участники его не имеют никаких технических данных. А между тем, какое различие в способе действий 39 русских дивизий, опрокинувших 40 австро-германских, отказавшихся от позиционного боя и перешедших на 2 месяца к полевой войне, от совпавших по времени успешных действий французов на Сомме! И не зарыли ли мы вновь успех Брусилова в землю, перейдя через 2 месяца борьбы к позиционной войне, по чуждым для нас формам? [...]
Сколько полков нашей армии располагает на фронте сетью окопов и ходов сообщений, общим протяжением 30-40 верст, которых нет возможности очистить от снега и грязи, ни даже охранить от растаскивания их одежды на дрова; а занятие их для обороны могло бы смело поглотить в десять раз больше войск, чем мы располагаем... Собираясь наступать, не рыли ли мы по французскому образцу плацдармы для сосредоточения в исходном положении атакующих масс, те плацдармы, которые во Франции возведены по всему фронту, а у нас за три недели указывают германцам, где им ждать атаки, и лишают наше наступление главного козыря успеха — внезапности? Не стали ли мы рабами позиционной войны и перед лицом 200 германских батарей и огромного количества снарядов, навезенных в течение месяца на узкий участок, как под Икскюлем и Якобштадтом; не допускаем ли мы явно несостоятельную гипотезу, что противопоставленная этим 200 батареям слабая, ополченческого типа, дивизия на фронте в 15-18 верст сумеет защищать землю пядь за пядью?
И, конечно, не в одной густоте войск в окопах и техническом оборудовании разница между нами и англо-французами, заставляющая нас искать новых путей. Бедная участь того оперативного искусства, которое не учтет совершенно различный характер бойцов, осаждающих Германию с запада и востока. Вопрос не ограничивается только уровнем дисциплины той или другой армии. Наш солдат, сделанный из того же теста, из которого Суворов лепил своих чудо-богатырей, и при старом режиме никогда не был “охотником за черепами”, как бойцы-спортсмены туманного Альбиона, и это одно всегда окрашивало жизнь на русском и английском фронтах в различные цвета.
Австро-германцы против нас приняли страшно растянутое расположение, но их кордонная тактика не может служить нам образцом: сила германского кордона заключается в нашей пассивности, в их превосходной разведывательной службе, в 40-50 германских дивизиях, всегда стоящих в резерве на отдыхе и всегда готовых к переброске по внутренним линиям могущественно развитой сети железных дорог.
Сколько нападок на командный состав вызвано стремлением перенести на наш огромный фронт выводы из боевых действий, развившихся в совершенно отличных условиях и требовавших, прежде всего, тесных рамок бельгийского или пикардийского театров борьбы. Сколько расшатанности внесло в наши войска переобременение их окопными работами, отказ от обучения, обративший русского солдата в землекопа!
Важнейшее требование военной теории по Суворову — глазомер, по Блуме — необходимость всегда соразмеряет цель, которой задаются, с имеющимися средствами. Правило, очень простое в теории, но требующее на практике большого мастерства в военном искусстве. Чтобы наша армия на фронте между Балтийским и Черным морями могла бы задаться англо-французскими военными целями, требуется утроить ее; действительность же требует неотложного сокращения армии, как единственного залога сохранения ее боеспособности. И если в оборонительных боях 1917 года на наши дивизии ложились непосильные задачи, если одна наша дивизия, плохо обученная, плохо укомплектованная, недостаточно технически снабженная, брала на себя работу и принимала на свои плечи удар, распределяющийся на западе на 3 дивизии, то в дальнейшем отказ от оперативного творчества приведет к тому, что русская дивизия будет навьючиваться оборонительными заданиями 4-5 португальско-америко-франко-английских дивизий. Нашему фронту грозит окончательная эволюция к кордону, что при всяких условиях сулит мало хорошего. Расхождение между заданиями, которые ставятся войскам, и имеющимися средствами к выполнению их, особенно опасно и нежелательно в текущий момент. Направляя усилия к поднятию боеспособности армии, к установлению боевой дисциплины, мы прежде всего должны охранить войска от задания неисполнимых уроков, от непосильных оперативных приказов.
Океан русской земли, по сравнению с французским стратегическим малоземельем, представляет далеко не одни минусы; в дальнейшем мы остановимся на тех его благоприятных данных, которые должны лечь в основу нашего революционного творчества в области оперативного руководства войсками.