Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Прежде чем перейти к психоаналитической теории, Петтман рассказывает две истории, описывающие связь желания с экологией. Первая — про книгу «50 оттенков серого», которой только в Британии в 2013 году (до выхода фильма) было продано 5.3 млн экземпляров; уже в 2017 году по всему миру было продано 150 млн печатных копий книги. Издание The Telegraph писало[133]

, что бумажные горы этой стрёмной софт-порнушки оседают в чарити-шопах и владельцы не могут их продать, потому что никто не покупает, но также не могут и отправить на переработку — из-за клея, который использовался в производстве книжки. Так сексуальный драйв миллионов женщин осел на земле в виде десятков тонн неперерабатываемой макулатуры; к слову, через год вышло исследование[134]

, обнаружившее у девушек корреляцию между интересом к этой книжке и высокой вероятностью наличия абьюзивного партнёра. Вторая история — из китайского городского округа Баотоу; там, возле гигантского производственного комплекса по добыче редких металлов (85 % которых в мире поставляется Китаем), находится искусственное озеро диаметром около 9 километров, заполненное чёрной густой жижей, воняющей серой. К озеру протянуты десятки труб, сливающих отходы этого высокотоксичного производства; в деревнях вокруг люди с аномальной частотой болеют раком и седеют к тридцати. Британский журналист Тим Моган описывает это озеро как «результат человеческой страсти

к смартфонам, гаджетам и зелёным технологиям», и Петтман, конечно, цепляется за слово «страсть». От редких металлов действительно критически зависит производство большинства мобильной техники, а также электрокаров, солнечных батарей и ветровых турбин. Есть похожий пример поближе к России — в Казахстане добыча хрома стала одной из причин загрязнения самой длинной в Средней Азии реки Сырдарья до такой степени, что, даже если начать очистительные процедуры прямо сейчас, воду из неё только для полива можно будет использовать не раньше чем через десять лет.

Мы уже касались того, насколько центральное место желание занимает в политиках капитализма. Дэвид Беннетт в книге The Currency of Desire[135]

описывает, как исторически складывался роман секса с деньгами таким образом, что к 20 веку вокабуляр экономики и желания фактически слился воедино; при капитализме sex sells, а в его фармакопорно-стадии sex sells sex. Петтман, в свою очередь, отталкиваясь от «либидинальной экономики», упомянутой сначала Фрейдом, а затем разработанной Лаканом и описываемой Бернаром Стиглером[136], указывает на то, что в гиперкапитализме аппараты экономики и экологии «практически или как минимум риторически синонимичны». Лорен Берлант предлагала мыслить сексуальность как «структуру столкновений с собой и с окружающим миром», а Лиотар описывал либидинальную экономику как способы обмена удовольствий и жертв с другими людьми и с самим собой с целью поддерживать сбалансированное повседневное существование; сегодня эти категории напрашиваются быть размещёнными в экологическую рамку. Возникает как минимум две точки интереса: 1) взаимная связь индивидуального и коллективного либидо с окружающей средой; 2) роль неолиберальной технологичной экономики в связи с этим. Может ли быть устойчивым секс в антропоцене?