Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Здесь надо сразу отметить следующее: ни одна эпоха и ни одна культура не имела «религии» ни в одном из перечисленных значений. Сопоставим современную «религию» с ситуацией в Средние века[368]. Во-первых, в Средние века religio не была универсальный родовым понятием, а христианство не было его особым видом. В Средние века есть только одна истинная religio

, суть которой в поклонении Богу-Отцу, Богу-Сыну и Богу – Святому Духу. Все остальные религии, если в отношении них вообще используется слово religio, оказываются ложными. В Новое время, соответственно, ситуация меняется. Например, возьмем Иммануила Канта, который в «Религии в пределах только разума» прямо говорит о том, что есть «одна (истинная) религия, но могут быть различные виды веры»[369]. Сегодня эта позиция представлена практически во всех учебниках по религиоведению. Во-вторых, religio не была мировоззрением, системой суждений или верований. В Средние века religio

была, прежде всего, добродетелью, настроем личности, который возвышал ее действия до участия в жизни Троицы. О том, что religio – это добродетель, подробно пишет Аквинский в «Сумме теологии», это его основное эксплицитное, отдельно прописанное определение religio[370]

, пусть даже порой он и употребляет данное понятие в иных смыслах. Религия не была мировоззрением и уж тем более некоей «верой в сверхъестественное». Такое понимание возникает гораздо позже. Согласно У. К. Смиту, это происходит к XVII в., когда основными вопросами становятся вопросы эпистемологии, то есть познания: «религия» теперь трактуется, прежде всего, как набор идей, который нужно анализировать в плане того, насколько эти идеи истинны с точки зрения разума. Как указывает Смит, отныне при попытках определить религию речь идет не о том, что «религия является», но о том, что «религия учит»[371]. Такое понимание религии отражено в просвещенческих подходах к религии, а также, например, в подходе советского марксизма, отмечавшего в качестве сущностной отличительной особенности религии «веру в сверхъестественное» и критиковавшего эту веру с позиции разума. В-третьих, religio

не была сугубо внутренним импульсом, спрятанным глубоко внутри человеческой души. Средневековое religio – это набор навыков, которые становятся «второй природой» посредством регулярных упражнений души и тела. А церковь – это не просто учреждение, занимающееся душепопечением, но мощная дисциплинарная машина, переводившая человека из одного состояния в другое с использованием самого широкого диапазона дисциплинарных воздействий – от увещевания до казни через использование ресурсов мирских властей. «Религия чувств» возникает гораздо позднее – у Фридриха Шлейермахера, и своего апогея она достигает в модном ныне дискурсе о «духовности». В-четвертых, religio не была особой подсистемой общества, связанной со спасением души и поклонением Богу. Это самый очевидный момент, так как дифференциация общества на различные подсистемы, руководствующиеся собственной логикой и собственными ценностями (об этом подробнее чуть ниже), – это, согласно основным теоретикам модернизации (Макс Вебер, Юрген Хабермас, Талкотт Парсонс), ключевой признак современного общества. Этой дифференциации не знали ни Средневековье, ни Античность[372]. Разве можно вычленить из христианского универсума Средневековья «религию» как обособленную сферу, отличную от политики или экономики?

Последний пункт указывает на ключевое изменение, которое собственно и привело к появлению современной «религии»: превращение религии из всеобъемлющей всепроницающей сущности в одну из подсистем общества, которой не пристало вмешиваться в политику или экономику, ее превращение в частное, почти интимное дело человека. В этом обособлении, собственно, и заключается акт конструирования, творения «религии» на пороге Нового времени. Как писал в одном из своих писем Спиноза, «определение значит отрицание», то есть для определения некоего предмета необходимо обозначить его границы, определить, где он заканчивается и где начинается нечто, данным предметом не являющееся. Именно этим определением границ «религии» и занялись в начале Нового времени.