Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Линия размышлений о постсекулярном, заданная Хабермасом, до сих пор является одной из магистральных. Из Хабермаса вырос продолжающийся до сих пор спор «инклюзивистов» и «эксклюзивистов»[361], предлагающих разные способы решения относительно устройства публичного пространства в ситуации, когда ни одно мировоззрение отныне уже не может по умолчанию претендовать на право «монологического диктата», исходя из убежденности в собственной большей рациональности.

Таким образом, во втором понимании постсекулярное – это новая нормативная установка, позволяющая гарантировать стабильное существование современных демократических обществ в условиях беспрецедентного плюрализма и невозможности монологического диктата какого-то одного якобы более рационального и потому привилегированного мировоззрения (в частности, мировоззрения секулярного).

Но так ли все просто? Постсекулярное как новая оптика

Интерпретация постсекулярного в работах социологов религии и политических философов, например, рассмотренного выше Юргена Хабермаса, может создать впечатление, что постсекулярное – это очень простая концепция, суть которой в признании ложности некогда незыблемой связи модернизации и секуляризации и указании на то, что религия в условиях современного общества не маргинализируется, но наоборот – пусть и парадоксальным образом – продолжает оказывать существенное влияние на жизнь современного уже теперь глобального общества. А главная задача такого общества – отказаться от монологического диктата секулярного мировоззрения и выработать справедливые механизмы взаимодействия светских и религиозных сограждан, которые бы не накладывали ни на одну из сторон «ассиметричного бремени» и серьезно бы подходили к тому содержательному вкладу, который предлагается каждой из противоборствующих сторон.

При всем стремлении к максимальной простоте и ясности эту простоту и ясность, связанную с постсекулярным, придется несколько усложнить. Дело в том, что постсекулярная парадигма – это не просто провозглашение тезиса об усилении социальной значимости религии, но еще и новая оптика, позволяющая иначе взглянуть на саму дихотомию «религиозное / светское»[362], а также на идеологию и практику секуляризма. Ведь в самом слове «постсекулярное» – в отличие от десекуляризации – указывается на преодоление секулярного, на выход за его пределы, а если учитывать, что секулярное чаще всего определяется как нечто противоположное религии, тогда постсекулярное подразумевает также и преодоление религии, выход в пострелигиозное

пространство.

Существует расхожее и с точки зрения здравого смысла совершенно понятное представление, согласно которому религиозное и секулярное представляют собой два извечных универсальных полюса, а история представляет собой всего лишь смещение акцентов с одного фланга на другой. Соответственно, Средние века мыслятся как период доминирования религиозного начала над светским, Новое время – как обратный процесс доминирования уже светского начала над религиозным, а, соответственно, текущий период, связанный с замедлением и даже преодолением секуляризации, – как новое смещение акцента в пользу религиозного начала. Постсекулярная парадигма подразумевает пересмотр этого расхожего убеждения. Один из самых парадоксальных и интересных тезисов постсекулярной парадигмы заключается в утверждении, что никакого религиозного и секулярного самого по себе не существует. Это не трансисторические константы, но возникающие в истории формы, имеющие свое начало и свой конец. Религия – не извечная сущность, но плод вполне конкретных исторических процессов. «Религия», определениями которой переполнены современные учебники по религиоведению, изобретается и конструируется. И, как это ни парадоксально, подобное изобретение и конструирование начинается именно тогда, когда, согласно расхожему представлению, религия собственно и начинает вытесняться все более усиливающимся секулярным началом, то есть в Новое время. Поэтому возьмем слово «религия» в кавычки и будем понимать под этим закавыченным словом тот самый конструкт, который возникает в Новое время и сегодня представляется чем-то самоочевидным. «Религия» возникает в результате секуляризации, а конец секуляризации, как это ни парадоксально, означает исчезновение «религии», ее погружение в пучину истории.

Что имеется в виду под парадоксальным тезисом о том, что религия возникает[363], более того, возникает именно тогда, когда она, согласно расхожему убеждению, начинает исчезать, утрачивать свою социальную значимость? Разве можно утверждать, что до Нового времени никакой религии не было?