Страхи и неясная тревожность очерчивают горизонт социального существования. Характер тревожности у молодых и взрослых людей различается не структурой угроз или страхов, а интенсивностью их выражения. Для общества, в котором ограниченны политическая деятельность и возможности артикуляции своих интересов и представлений, страхи становятся не отражением каких-то конкретных угроз для безопасности или благополучия повседневной жизни обычных людей, а механизмом артикуляции того, что для них ценно и очень важно. В более общем плане подобные формы массового сознания представляют собой негативный способ удержания ценностей в условиях подавления возможностей самозащиты или отсутствия гарантий для безопасной и субъективно контролируемой жизни. Именно ограниченные возможности отвечать за благополучие жизни своей и близких порождают ощущение диффузной тревоги. Фиксируемые в ответах респондентов факторы беспокойства и страхов – это не осознанная и рациональная реакция на какие-то вполне определенные угрожающие обстоятельства, которые можно рассматривать как обоснованные причины для волнения и переживания страха и ужаса, но реакция на неопределенность обеспечения наиболее важных условий повседневного существования, субъективное переживание зависимости от внешних сил. Поэтому первые позиции в списке или рейтинге тревог занимают самые общие и отвлеченные факторы беспокойства – война, экология, болезни (что для молодых и вполне здоровых на фоне старших возрастных групп населения кажется иррациональным) и теракты. Не конкретные социальные страхи – снижение доходов, угроза безработицы или ограбления и физического насилия, – а именно самые отвлеченные и наименее рационализируемые и контролируемые отдельным человеком страхи. Поэтому социальные страхи, фиксируемые в анкете молодежи, выражены слабо.
Тревожность находится в обратной корреляции с наличием социальных ресурсов – высшим или специальным образованием, большими возможностями в крупных городах, и особенно в Москве, наличием социального опыта. Так, в Москве общий уровень тревожности ниже среднего показателя на 20 %, в то время как в малых городах он выше среднего на 8 %.
Уровень тревожности у молодых людей ниже, чем у населения в целом (то есть у старших возрастных групп), за исключением двух моментов: страха перед мировой войной и безработицей (табл. 19). Все показатели страхов населения поднялись в последние годы, но особенно это заметно в отношении опасений повторения массовых репрессий: в 2018–2019 годах показатели такого рода составляли 39–40 %, «произвола властей» – 50–51 %. Молодежь, мало что знающая о жизни в советское время, не воспринимает угрозы такого рода всерьез. Меньше всего молодые люди боятся преступников, публичных оскорблений и унижения, а также загробного воздания за грехи.
Сама по себе структура страхов у молодежи и населения в целом схожа, что говорит о воспроизводстве основной картины реальности, но в силу возрастного оптимизма и отсутствия накопленного опыта насилия и жизненных неудач, разочарований, неоправдавшихся ожиданий, характерных для взрослых людей, интенсивность некоторых видов тревог у молодежи снижена. Как и старшие, молодые люди больше всего боятся «болезни близких, детей» (55 %; у населения этот показатель в среднем за много лет составляет 83 %, расхождения отчасти объясняются тем, что дети есть только у половины молодых опрошенных), затем «мировой войны» (46 %). Подчеркнем, что оба этих индикатора страхов не являются выражением актуальных и реальных угроз: и то и другое – априорные условия оценки всех жизненных обстоятельств, высшие значения ценностной шкалы, ее предельные значения, отношение к происходящему (жизнь детей и близких, тотальная война на уничтожение), с которыми сопоставляются все прочие ценности текущей повседневной жизни. Поэтому «война» (или в другом выражении – «все можно перетерпеть, лишь бы не было войны») – это горизонт оценки происходящего, предполагающей снижение значимости ценностей повседневной жизни и повышение значимости коллективного единства, символов национальной мобилизации для защиты страны, необходимости жертв ради обороны страны.
По понятным причинам молодые меньше боятся собственной смерти (она далеко), болезней, мучений. Для нас гораздо важнее слабая выраженность социальных страхов – угрозы нападения преступников, возврата к массовым репрессиям (о которых молодые люди не имеют представления) или произвола властей, опыта публичных унижений и оскорблений, что в большей степени присуще старшим поколениям, по себе знающим жизнь в советское время.
Таблица 5. Ранги тревожности и страхов у населения в целом и у молодежи
Материальное положение, межпоколенческие отношения