В постсоветский период, начиная с 1990-х годов, количество россиян, причисляющих себя к православным, начало быстро расти. Перестройка, а затем начало общественных и политических перемен сделали открытым обсуждение таких ценностей демократического общества, как свобода слова, свобода перемещения, свобода вероисповедания. Поначалу количество людей, публично заявляющих о своей религиозности и принадлежности к православной церкви, было небольшим (по данным 1989 года, 18 %). Это были прежде всего пожилые люди, сохранявшие веру и в советские годы (мы не будем здесь углубляться в характеристики этой веры). В самом начале 1990-х годов среди православных впервые за весь советский период выделился и стал расти образованный слой россиян-неофитов, ищущих пути к вере, церкви, активного включения в религиозную жизнь с ее таинствами и богословскими доктринами. Он состоял, в частности, из людей, которые уже в 1960-х годах, но в основном в 1970–1980-х, образовывали кружки и сообщества интеллигентов, а также их «детей», ищущих моральных опор для своей частной жизни в условиях всеобщего тоталитарного аморализма и насилия. Однако примерно с середины 1990-х годов власти (еще при Ельцине) начинают привлекать и использовать церковь для усиления своей символической легитимации, слабеющей в условиях кризиса. Начинается процесс политической игры (и борьбы) с церковью. РПЦ сама по себе представляет консервативный социальный институт с очень архаичной внутренней структурой, ориентированный на сотрудничество с любой властью в России и полную лояльность ей. Поэтому руководство РПЦ подавляло возникавшие внутри нее течения обновления. По мере усиления консервативного поворота в политике после ухода Ельцина и нарастания административного контроля над общественной жизнью и информационным пространством возобновилась практика идеологического воздействия власти на население. Дискредитация либерализма и демократии как чуждых западных традиций и верований сопровождалась насаждением в обществе «традиционных ценностей», а затем и необходимости принудительных «духовных скреп», защиты русской культуры от чуждого западного влияния. Со стороны церкви все это преподносилось православными иерархами как религиозное возрождение, восстановление религии. В первой половине 2000-х годов отдельные выступления патриарха и священнослужителей из его ближайшего окружения дали основания говорить о новой доктрине РПЦ, ее социальной политике и возрождении традиционной для российской истории «симфонии государства и Церкви». Церковь, по Конституции отделенная от государства, фактически становится его частью, начинает проникать во все сферы общественной жизни, культуры, включая и систему образования, и массовые коммуникации. Она превращается в рупор антизападной, неотрадиционалистской идеологии, инструмент насаждения фундаменталистского, архаичного, консервативного дискурса в публичной и политической сферах, набирающий с годами силу.
Таблица 50. К какому вероисповеданию вы себя относите?
(в % от опрошенных)* Репрезентативный опрос россиян старше 18 лет.
В тот же период начинает резко расти количество россиян, считающих себя православными: к концу 90-х годов это уже половина взрослых россиян, а за 2000-е годы, в течение почти двадцатилетия, их доля возрастает (по разным замерам) до 70–75 % в среднем.
Очевидный рост числа людей, именующих себя «православными», не означал внутреннюю духовно-нравственную проработку и глубокое усвоение христианских идей и представлений массовым сознанием. По сути, массовое крещение и поверхностное приобщение к РПЦ были ответом на поиски новой идентичности после распада СССР. Православие в этом отношении оказывалось синонимом возвращения к «русскости» («русский – значит православный»), составной частью политики реанимации мифологии великой империи («Россия – Великая держава, особая цивилизация»), что, в свою очередь, блокировало предпосылки формирования сознания гражданской, политической нации.