Поступь хаоса

– Это было ужасно дико. Он орал, вопил, а потом ушел. Я попробовала убежать. – Она сложила руки. – Я все время пыталась, штобы он меня не нашел, но только ходила кругами. И где бы я ни спряталась, он меня находил, не знаю как, пока я не нашла эти… хижины.

– Строения спаклов, – подсказал я, но она меня на самом деле не слушала, только посматривала временами.

– Потом пришел ты, – закончила она. – Ты и твоя говорящая собака.

– Мэнчи, – представилась говорящая собака.

Я заметил, што она была очень бледная. А когда наконец посмотрела на меня в упор, глаза ее были мокры.

– Что это за место? – спросила она, и голос у нее был такой… малость сипловатый. – Почему животные разговаривают? Почему я слышу твой голос, когда у тебя губы не шевелятся? Почему я слышу твой голос целой… целой кучей? Все слова друг на дружке, словно одновременно говорят девять миллионов тебя? Почему, когда я смотрю на тебя, я вижу картинки других вещей? Почему я видела, что тот человек…

Голос растаял. Она подтянула колени к груди и обхватила руками. Надо скорее отвечать, а то она опять начнет качаться.

– Мы – поселенцы, сеттлеры, – начал я; она на это подняла глаза, но колени не отпустила (спасибо, хоть не качается). – Приземлились тут основать Новый свет. Лет двадцать назад или типа того. Но здесь были чужие. Инопланетяне. Спаклы. И они… не хотели, штобы мы тут были.

Я пересказывал то, што знает каждый мальчишка в Прентисстауне, – историю, которую даже такой тупица, как ваш покорный, выучил назубок.

– Люди годами пытались жить мирно, но спаклы отказывались. И тогда началась война.

На этом слове она опять опустила глаза. Я продолжал:

– Спаклы воевали микробами. Болезнями. Такое у них было оружие. Они выпустили микробов, которые делали разные вещи. Один должен был, по идее, уничтожить всю нашу скотину, но от него животные только начали говорить. – Тут я посмотрел на Мэнчи: – Што совсем не настолько весело, как кажется. А еще от одного начался Шум.

Я посмотрел на нее. Подождал. Она ничего не сказала. Но мы вроде как оба знали, што будет дальше, потому как эта тема уже всплывала.

Я поглубже вдохнул.

– Этот убил половину мужчин и всех женщин, в том числе и мою ма, и открыл мысли выживших всему миру.

Она уткнулась подбородком в колени.

– Иногда я слышу его ясно, – сказала. – Иногда могу точно сказать, што ты думаешь. Но не всегда. По большей части это просто…

– Шум, – подсказал я.

Она кивнула.

– А инопланетяне?

– Нет больше инопланетян.

Еще кивок. Мы еще минутку посидели, игнорируя очевидное, пока это не стало совсем уже невозможно.

– Я умру? – тихо спросила она. – Он и меня тоже убьет?

Слова в ее произношении звучали по-другому, но значили все равно то же, и мой Шум сказал возможно

, но я заставил рот произнести:

– Не знаю.

Она смотрела на меня, ожидая большего.

– Я правда не знаю, – с нажимом выговорил я. – Если бы меня на прошлой неделе спросили, я бы сказал – да, точно. Но сегодня… – Я поглядел на рюкзак, в котором пряталась книга. – Я не знаю. – Посмотрел на нее: – Надеюсь, што нет.

Но возможно, встрял мой Шум. Возможно, ты и вправду умрешь. И хотя я попытался прикрыть его другим Шумом, это было так ужасно нечестно, што умять его вглубь не слишком удалось.

– Прости.

Она не ответила.

– Но возможно, если мы доберемся до следующего поселения… – начал я, но не закончил, потому што ответа на самом деле не знал. – Ты пока не заболела. Это уже што-то.

– Ты должен предупредить их. – Это она сказала себе в колени.

– Што?

– Когда ты пытался читать ту книгу, раньше…

– И вовсе я не пытался… – выдал я как-то слишком громко.

– Внутри тебя все равно было видно слова. И слова были «ты должен предупредить их».

– Я знаю! Я знаю, што там написано.

Ну, конечно, «ты должен предупредить их». Естественно! Дубина.

– Мне показалось, ты не…

– Я умею читать!

Она подняла руки:

– Ладно.

– Правда!

– Я просто хотела сказать…

– А вот и не надо ничего говорить! – нахмурился я; Шум вскипел, подбросил Мэнчи на ноги.

Я, впрочем, тоже встал, схватил рюкзак, забросил на спину.

– Нам пора двигать.

– Кого предупредить? – Она все еще сидела. – И о чем?

Я не удостоил ее ответом (все равно я не знал никакого ответа), потому што над нами што-то звонко щелкнуло, громко так, металлически, а в Прентисстауне это означает только одно: кто-то взвел затвор.

Стало быть, на скале над нами стоит кто-то со взведенным ружьем и смотрит вниз, и ствол направлен на нас.

– Што меня сечаш больше всего занимает в ентом раскладе, – послышался голос из-за ствола, – это што два щенка о себе возомнили, вот так взямши и спаливши мне мост?

14

Не на том конце ствола

– Ружье!  Ружье!  Ружье!  – орал Мэнчи, скача в пыли.

– Я сечаш твою зверюгу успокою, – сказало ружье, чье лицо разглядеть было никак нельзя – ровно за ним стояло солнце. – Вы же не хотите, штобы с ним чего случилось, а?

– Тихо, Мэнчи, – приказал я.

– Ружье, Тодд? – прокомментировал он. – Бум, бум!

– Знаю. Заткнись.

Он заткнулся. Стало тихо.

Кроме моего Шума стало тихо, ага.