Поступь хаоса

Хоть ты знай, што она говорить умеет, хоть не знай, а с этой ее тишиной оно ничем не помогло. Што с того, што у нее голова словами набита, если слышать их можно, только когда она говорит? Она шла впереди, я пялился ей в затылок, а сердце все так же бежало за ней, за ее безмолвием, протянув ручки, будто потеряло што-то ужасное, што-то настолько печальное, што впору заплакать.

– Плакать, – буркнул Мэнчи.

Затылок по-прежнему двигался вперед, как ни в чем не бывало.

Дорога все еще была широка, и лошадям впору, но ландшафт кругом сделался каменистее, а траектория – извилистей. Где-то справа внизу до сих пор грохотала река, но мы от нее потихонечку удалялись, уходя все глубже в каменные стены, подчас подступавшие с обеих сторон, словно идешь по дну коробки. Из каждой расселины торчали низенькие колючие елки, а вокруг их стволов вились какие-то желтые лозы, все в шипах, и такие же желтые саблезубые ящерицы чиркали по камню и шипели нам в спину. Кусать! – угрожающе свистели они. Кусать!  Кусать!

Што тут ни потрогай, обо все обрежешься.

Минут через двадцать-тридцать дорога еще расширилась, а по сторонам показались деревья, реденькие, но настоящие; лес явно подумывал, не начаться ли заново. Еще появились трава и камни – достаточно низкие, штобы сесть. Это мы, в общем, и сделали. Сели.

Я вытащил из рюкзака шматок сушеной баранины и отрезал по полоске себе, Мэнчи и девочке. Она взяла, ни слова не говоря, и какое-то время мы сидели порознь, ели.

Я – Тодд Хьюитт, думал я, закрыв глаза и жуя, а заодно стесняясь своего Шума, раз уж теперь ясно, што она может его слышать… и што она может о нем подумать, тоже.

Тайно подумать, заметим, втихую.

Я – Тодд Хьюитт.

Через двадцать девять дней я стану мужчиной.

Што, кстати сказать, чистая правда. Время-то, оно идет, даже когда ты на него не смотришь.

Откусил еще мяса.

– Никогда раньше не слышал такого имени: Виола, – сказал, глядя в землю. Ну, или на мясо. Она не ответила, и я невольно поднял глаза.

И увидел, што она на меня смотрит.

– Чего?

– Твое лицо.

– Чего – мое лицо? – нахмурился я.

Она сделала два кулака и немного побила себя ими по щекам – понарошку, конечно.

Я залился краской.

– Ну. Да.

– И еще раньше. От… – Она запнулась.

– От Аарона.

– Аарон! – гавкнул Мэнчи, и она немножечко вздрогнула.

– Это так его звали, да?

Я кивнул, жуя:

– Ага. Так и звали.

– Он никогда его вслух не произносил. Но я знала.

– Добро пожаловать в Новый свет. – Я укусил еще, оторвал особенно тугой кусок зубами, охнул, потому што попал на больное место во рту, выплюнул кусочек баранины и изрядно крови.

Она проводила плевок взглядом, отложила еду, полезла в сумку и извлекла маленькую синенькую коробочку, чуть побольше, чем зеленая, костровая. Открывалась она кнопкой, а унутри оказались помимо всего прочего белая пластиковая материя и небольшой металлический скальпель. Со всем этим она встала и направилась ко мне.

Когда она потянулась к моей физиономии, я отодвинулся.

– Перевязка, – сказала она.

– У меня свое есть.

– Это лучше.

Я еще отодвинулся.

– Ты, – посопел носом. – Ты типа осторожнее…

И головой для выразительности покачал.

– Болит?

– Ага.

– Вижу. Сиди тихо.

Она рассмотрела попристальнее мой опухший глаз и скальпелем отрезала кусок материала. Собралась уже приложить мне это к глазу, но я невольно опять отодвинулся от ее касания. Она промолчала и просто стояла так, протянув ко мне руки, ждала. Я вдохнул поглубже, глаза закрыл и придвинулся обратно.

Бинт лег на распухшее место, и там мгновенно стало прохладнее, боль начала отползать, словно ее перышком отгоняли, так – шшшууухх! Еще один – на порез у линии волос; пальцы обмахнули лицо, и еще один – под нижней губой. Это все было так хорошо, што я даже глаза открыть забыл.

– Для зубов у меня ничего нет, – предупредила она.

– Ничего, – почти прошептал я. – Блин, это реально круче моих.

– Они частично живые, – ответила она. – Синтетическая человеческая ткань. Когда ты вылечишься, они отомрут.

– Угу, – буркнул я, как будто и вправду понял, про што она толкует.

Последовало уже более долгое молчание, достаточно долгое, штобы я открыл глаза. Она уже сидела опять на своем камне и наблюдала за моей физиономией.

Мы подождали. Видимо, так оно и было надо.

А оно правда было, потому што, подождав немного, она заговорила сама.

– Мы разбились, – тихо сказала она, глядя в сторону; потом кашлянула и повторила: – Мы разбились. Был пожар, мы летели низко. Думали, что обойдется, но что-то случилось с предохранительным шлюзом, и… – Она раскрыла руки, показать, што было после «и». – Мы разбились.

Замолчала.

– Это были твои ма и па? – спросил я через некоторое время.

Но она только посмотрела в небо, пустое и синее, с облачками, похожими отсюда на кости.

– А когда встало солнце, пришел тот человек.

– Аарон.