Поступь хаоса

– Сдается мне, этой конкретной паре щенков был задан вопрос, – продолжал голос. – И я все еще жду ответа.

Я посмотрел на девочку. Она пожала плечами, хотя руки мы с ней, надо заметить, держали вверх.

– Чего? – уточнил я.

Ружье сердито рыкнуло.

– Вопрос был, – донесло оно, – с какого ляда вы решили, што можно вот так жечь чужие мосты?

Я не ответил. Девочка тоже промолчала.

– Думаете, я в вас палочкой тычу? – Ружье красноречиво повело дулом вверх-вниз.

– За нами гнались, – сказал я за неимением лучшего варианта.

– Гнались, да? И кто же это за вами гнался?

Вот как на это отвечать? Што опаснее, правда или ложь? На чьей стороне ствол – мэра или как? Кому мы будем подарком? Интересно, оно вообще про Прентисстаун слыхало?

Опасное место этот мир, когда так мало знаешь.

Например, почему так тихо-то?

– О, про Прентисстаун мы слышали, – сообщило ружье, с неприятной точностью прочитав мой Шум, и еще раз перещелкнуло затвор, видимо, собираясь, о боже, стрелять. – Так што ежели вы оттуда…

Тут заговорила девочка и сказала такое, отчего я сразу начал думать о ней как о Виоле, а не просто девочке.

– Он спас мне жизнь.

Я спас ей жизнь. Сказала Виола. Вот так-то.

Любопытно как такие штуки работают.

– Спас, стало быть? – сказало ружье. – А откуда ты знаешь, што он не для себя ее спасал?

Девочка, Виола, посмотрела на меня, наморщив лоб. Моя очередь пожимать плечами.

– Хотя нет. – Голос ружья изменился. – Нет, гм-гм, нет, не вижу я в тебе этого, да, мальчик? Потому как ты все еще мальчик-щеночек, правда?

Я сглотнул:

– Я буду мужчиной через двадцать девять дней.

– Нечем тут гордиться, щеночек. По крайней мере, там, откуда ты родом.

И тут он опустил ствол от лица.

И вот почему было так тихо.

Потому што он – женщина.

Он – взрослая женщина.

Он – даже старая женщина.

– Я тебе буду особо признательна, если будешь звать меня «она». – Она до сих пор казала на нас ружьем с уровня груди. – И далеко не настолько старая, штобы тебя не пристрелить.

Она рассмотрела нас поближе, изучила меня сверху вниз и обратно, заглянула в Шум с мастерством, какое я до сих пор только у Бена встречал. Лицо ее принимало всевозможные формы, словно она обдумывала меня, оценивала – совсем как у Киллиана, когда он пытался понять, вру я или нет. Зато у этой женщины совсем не было никакого Шума, так што кто ее знает, что там, унутри: может, одна пустота, а может, она там песни про себя горланит…

Она повернулась к Виоле. Последовал еще один долгий взгляд.

– Как оно всегда со щенками, – она вернулась ко мне, – тебя читать легко, как новорожденного, мой мальчик. Но ты, малышка… – она снова посмотрела на Виолу, – твоя история понеобычней будет, правда?

– Я тебе с удовольствием ее расскажу, если ты перестанешь тыкать в нас ружьем, – сказала Виола.

Это было так круто, што даже Мэнчи изумленно уставился на нее. У меня так просто отвалилась челюсть.

Сверху донесся смешок. Старуха хихикала себе под нос. Одета она была, кажись, в настоящую пыльную кожу, тертую и потресканную от многих лет носки. На голове – шляпа с полями, на ногах – сапоги типа «сдохни, грязь». Как будто она просто фермер такой, все дела.

Ружье, впрочем, не убрала.

– Вы, значит, сбежали из Прентисстауна? – Она снова посмотрела в мой Шум.

Прятать его смысла никакого не было, так што я взял и выложил ей поближе, от чего мы там бежим, што случилось с мостом, кто за нами гнался.

Она все это увидела, я уверен, но што увидел я, так только морщинки вокруг рта и сощуренный глаз.

– Значит, так, – заявила она, «сломав» ружье об руку и принявшись спускаться со своей кручи. – Не скажу, што вы меня с мостом ничуть не рассердили. Я ажно с фермы БУМ услыхала, да уж, будьте-нате…

Она соскочила с последней каменюки и встала чуть поодаль от нас. Сила ее взрослой тишины была такова, што я стал пятиться, даже не заметив, што решил это сделать.

– …но в единственное место, куда он вел, уже лет десять как ходить не стоило. Оставила его из одной только надежды. – Она снова окинула нас взглядом с головы до ног. – И кто скажет, што я была не права?

Руки мы так и держали вверх, потому как кто ее такую знает, што у нее на уме, а?

– Я спрошу это только один раз. – Она еще раз с треском «собрала» ружье. – Мне это понадобится?

– Нет, мэм, – сказала Виола.

Мэм? – про себя удивился я.

– Это как «сэр», красавчик, – женщина повесила ружье за лямку через плечо, – только когда обращаешься к леди.

Она присела на корточки, к Мэнчи:

– Ну а ты кто у нас будешь, щеночек?

– Мэнчи, – бухнул он.

– Ну, да, это уж точно ты, верно, малыш? – Она энергично его почухала. – Ну, а вас, щеночки? – На нас она при этом не смотрела. – Как ваши добрые матушки звали вас – величали?

Мы с Виолой переглянулись. Это как плата – выдать свое имя… но, может, и нормальная цена за то, штобы в тебя перестали тыкать ружьем.

– Я – Тодд. Это – Виола.

– Ясно, как день божий, – сказала женщина, уже заставившая к тому времени Мэнчи опрокинуться на спину и подставить под почес пузо.

– Есть еще другой путь через реку? – тревожно спросил я. – Еще какой-то мост? Потому как те мужчины…