Это мэр изволил впервые в жизни обратиться ко мне персонально и орал теперь сквозь дым и жар, от которых приходилось отворачивать лицо.
– Мы с тобой еще не закончили, молодой Тодд, – сообщил он, перекрывая треск пожара и рев реки внизу. – Далеко не закончили.
Он был все такой же спокойный и чертовски чистый и выглядел, будто так просто не бывает, штобы он вдруг не получил, чего хочет.
Я встал, вытянул руку и показал ему некий весьма выразительный жест, но он, наверное, не увидел, так как картину заволокло тучами дыма.
И еще раз закашлялся, плюнул кровь.
– Нам надо идти дальше, – прохрипел. – Может, они повернут назад, может, других путей через реку нет, но ждать, пока это выяснится, мы не станем.
В пыли валялся нож. Стыд навалился на меня сразу весь, как еще одна, новая, боль. Все, што я ей сказал… Я поднял его и сунул обратно в ножны.
Она так и сидела, опустив голову, и тихо кашляла. Я поднял ее мешок, протянул ей – бери.
– Пошли, – сказал я. – Давай хоть от дыма отойдем.
Она подняла голову, посмотрела.
Я ответил тем же.
Рожа у меня горела, и вовсе не от огня.
– Прости, – я отвел глаза от ее лица, пустого, спокойного, как обычно.
Я повернулся спиной и пошел.
– Виола, – раздалось позади.
Я крутанулся волчком, уставился на нее:
– Чего?
Она смотрела на меня, открывала рот, говорила…
– Виола, – сказала она. – Так меня зовут.
Часть III
13
Виола
На это я ничего не говорил, наверное, целую минуту. Она, впрочем, тоже. Огонь горел, дым подымался вверх, у Мэнчи язык болтался набекрень, потрясенно подрагивая. Потом я наконец сказал:
– Виола.
Она кивнула.
– Виола, – произнес я еще раз.
Она больше кивать не стала.
– Я – Тодд, – представился я.
– Я знаю.
В глаза она мне как-то особо смотреть не стремилась.
– Стало быть, говорить ты умеешь? – уточнил я, но получил в ответ только короткий быстрый взгляд.
Я посмотрел на горящий мост, на дым, уже ставший сплошной дымовой завесой между нами и тем берегом. Вот даже и не знаю, мне с того спокойней или как? И што лучше, видеть мэра и его людей или не видеть?
– Это было… – начал я, но она уже встала и протянула руку – мешок, дескать, давай.
Я понял, што до сих пор держу его, и отдал.
– Нам надо уходить, – сказала она. – Подальше отсюда.
У нее был довольно забавный акцент, не такой, как у меня или у кого угодно еще в Прентисстауне. Губы вроде как придавали другой очерк буквам, пикировали на них эдак сверху, сминали в определенную форму, объясняли, што им говорить. В Прентисстауне не так: всякий словно подкрадывается к словам, штоб оглоушить сзади по затылку.
Мэнчи, кажется, был от нее в восторге.
– Подальше, – поддакнул он низким голосом, глядя на нее так, словно она вся была сделана из еды.
Я чуть было не начал выспрашивать у нее всякое, ну, типа, раз она соблаговолила заговорить, можно забросать ее всеми вопрошаниями, какие только сможешь придумать, насчет кто она, откуда, чего вообще случилось и так далее, пока не кончатся. Мой Шум весь был битком набит этими вопрошаниями, они так летели в нее, што твоя дробь, но изо рта у меня столько всего хотело выпрыгнуть разом, што так и не выпрыгнуло ничего, а она повесила мешок на плечо и глядела в землю, а потом просто прошла мимо меня, мимо Мэнчи и дальше, на дорогу.
– Эй.
Она остановилась, обернулась.
– Подожди меня.
Я взвалил на спину рюкзак, нащупал нож в ножнах на пояснице, повел плечами умостить поклажу поудобнее, бросил: «Пошли, Мэнчи», – и потопал по дороге за ней.
По эту сторону реки тропа неторопливо отворачивала от обрыва и ныряла в поросший какими-то кустиками ландшафт, а дальше – вокруг и прочь от большей горы, нависавшей по левую руку.
Добравшись до поворота, мы оба как один остановились и обернулись. Мост еще горел вовсю, болтаясь на обрыве напротив, што твой огненный водопад. Огонь уже вскарабкался по всей длине до самого верха – злой и зеленовато-желтый цветом. Дым висел так густо, што и не разобрать, чем там мэр с его людьми занимаются: уехали, или ждут, или чего. По идее, оттуда должен был доноситься Шум, хоть тихо, хоть шепотком, но с тем же точно успехом мы могли его и не слышать – за всем этим треском огня и бурливой водой на дне ущелья. Пока мы любовались картиной, огонь доел опоры на том берегу, дерево громко лопнуло, и горящий мост полетел вниз, стукаясь об откос, и с плеском шлепнулся в реку, выдав напоследок еще облако дыма и пара, штоб уж окончательно испортить нам обзор.
– Што было в той коробочке? – спросил я.
Она открыла было рот, но снова закрыла и отвернулась.
– Все в порядке, – заверил я. – Я тебя не трону.
Она посмотрела на меня, и мой Шум как раз был доверху полон того, што едва не случилось несколько минут назад, когда я и правда собирался ее тронуть, – еще чуть-чуть, и я бы…
А ну его.
Мы больше не сказали ни слова. Она пошла прочь, а мы с Мэнчи – за ней, по тропинке, в кусты.