Поступь хаоса

– Это я виноват, – сказал наконец я. – Во всем виноват я.

Виола перечитала записку, на сей раз про себя.

– Они должны были сказать тебе, – возразила она, – а не ждать, што ты прочитаешь, если ты не умеешь…

– Если бы они мне сказали, весь Прентисстаун мгновенно бы все услышал у меня в Шуме. Все бы знали то, што знаю я. Я бы и носа высунуть из дому не успел, а не то што фору получить. – Я посмотрел на нее и быстро отвел взгляд. – Я должен был дать ее кому-нибудь прочитать, всего и делов-то. Бен – хороший человек. – Я уронил голос. – Был.

Она сложила карту и вернула ее мне. Теперь толку в ней было мало, но я все равно бережно засунул ее назад, под обложку.

– Я могу прочитать ее тебе, – сказала Виола. – Мамину книжку. Если хочешь.

Я убрал книгу в рюкзак, спиной к ней.

– Нам пора идти, – сказал. – Мы и так потратили тут кучу времени.

– Тодд…

– У нас на хвосте целая армия. Читать сейчас точно не время.

И мы снова снялись и старались бежать как можно дольше, но встало солнце, ленивое, холодное и медленное, а мы нихрена не спали, и это не спали было не спали после целого дня работы, и хоть бы там армия на хвосте, мы уже не то што бежать, а идти-то быстро толком не могли.

Но шли, все это следующее утро. Дорога преданно следовала за рекой, как мы и надеялись, ландшафт вокруг сделался ровнее, необозримые естественные луга тянулись вдаль, к низким холмам и к холмам повыше, што за ними, и даже к горам еще дальше, по крайней мере к северу.

Это все были дикие места. Ни тебе изгородей, ни засевных полей, ни поселений, ни единого человека – одна только пыльная дорога докуда хватает глаз. Што само по себе хорошо – с одной стороны, и довольно жутко – с другой.

Если война и зараза не повымели начисто весь Новый свет, то где, спрашивается, люди?

– Думаешь, это правильно? – мы обогнули еще один пыльный заворот, за которым опять ничегошеньки не оказалось, только следующие пыльные завороты. – Думаешь, мы правильно идем?

Виола издала задумчивый пф-ф-ф-ф.

– Мой папа всегда говорил: «Есть только вперед, Ви, только дальше и выше».

– Есть только вперед, – повторил я.

– Дальше и выше, – закончила она.

– Какой он был? Твой па?

Она уставилась на дорогу; сбоку мне было видно половинку улыбки.

– Он пах свежим хлебом, – сказала она и зашагала дальше, а больше ничего не сказала.

Утро перевалило в день. Ничего не изменилось. Мы бежали, когда могли, быстро шли, когда не могли бежать, и отдыхали, только когда уже и идти-то не могли. Река текла плоско и ровно, как и коричнево-зеленые просторы по берегам. Высоко в небе виднелись луни – парили, ныряли за добычей, но на этом признаки жизни заканчивались.

– Это очень пустая планета, – поделилась Виола, когда мы остановились наскоро перекусить у каких-то скал с видом на природную запруду.

– Ох, она порядком набита, – ответил я, жуя сыр. – Можешь мне поверить.

– Я тебе верю. Просто я понимаю, почему люди захотели здесь поселиться. Столько плодородных земель под фермы, столько возможностей для тех, кто хочет построить себе новую жизнь.

– Люди, бывает, и ошибаются. – Я не забывал жевать.

– Почему вы здесь становитесь мужчинами в тринадцать?

– Чего? – я изумленно воззрился на нее.

– Там, в записке. Город ждет, пока последний мальчик не станет мужчиной. – Она вопросительно уставилась на меня: – Зачем этого ждать?

– В Новом свете всегда было так. Это типа как по Писанию. Аарон все разорялся на тему, што это символизирует тот день, когда человек отведал от Древа познания и перешел от невинности ко греху.

– Это звучит очень внушительно. – Она как-то смешно на меня посмотрела.

Я пожал плечами:

– А Бен говорил, это потому, што маленькой популяшии на изолированной планете нужно как можно больше взрослых, так што тринадцать – это просто отметка, начиная с которой на тебя начинают взваливать реальную ответственность. – Я кинул в реку камнем. – Не спрашивай, на самом деле. Я просто знаю про тринадцать лет, и всё. Тринадцать циклов по тринадцать месяцев.

– Тринадцать месяцев?! – У нее глаза чуть на лоб не вылезли.

Я кивнул.

– Но в году только двенадцать месяцев.

– Не-а. Тринадцать.

– Может, не здесь, – она покачала головой. – Но там, откуда я, их точно двенадцать.

Я поморгал, чувствуя себя зачем-то очень тупым.

– В Новом свете в году тринадцать месяцев, – повторил я, малость подумав.

Она што-то посчитала про себя.

– Понимаешь, тебе ведь уже вполне может быть и четырнадцать. В зависимости от долготы дня и месяца на этой планете…

– Тут это так не работает, – возразил я довольно сурово (не могу сказать, што мне очень понравилась эта мысль). – Тринадцать мне будет через двадцать семь дней.

– Четырнадцать лет и один месяц на самом деле. – Она закончила подсчеты. – И возникает вопрос, как у вас тут вообще считают, сколько человеку лет на самом деле…

– До моего дня рожденья – двадцать семь дней, – отрезал я, вставая и надевая обратно рюкзак. – Пошли. Мы и так слишком долго проболтали.