Поступь хаоса

Виола делает глубокий вдох, и я понимаю, что этого она не говорила даже Хильди.

– Тысячи, – отвечает она. – Нас тысячи.

16

Ночь без извинений

– Лететь им еще несколько месяцев, – говорит Хильди, передавая мне вторую тарелку с картофельным пюре.

Мы с Виолой уплетаем за обе щеки, так что говорят в основном старики.

Болтают без умолку.

– Космические полеты совсем не такие, как по визорам показывают. – По бороде Тэма течет мясная подливка. – Нужно много-премного лет, чтобы вообще куда-нибудь добраться. От Старого света досюда шестьдесят четыре года лёту.

– Шестьдесят четыре?! – вскрикиваю я, чуть не выплевывая картофельное пюре.

Тэм кивает.

– Большую часть пути ты заморожен, и время обходит тебя стороной, – говорит он. – Добираешься молодым и здоровым, если не умрешь по дороге.

Я поворачиваюсь к Виоле:

– Тебе шестьдесят четыре года?!

– Шестьдесят четыре по календарю Старого света, – говорит Тэм и задумчиво стучит по столу пальцами. – А по-нашенски это… сколько? Пятьдесят восемь? Пятьдесят девять?

Но Виола уже трясет головой:

– Я родилась на борту. И всю жизнь бодрствовала.

– То есть кто-то из твоих родителей был смотрителем, – говорит Хильди и, проглотив кусок чего-то вроде репы, поясняет: – Такой человек, который не спит и следит за кораблем.

– Мой папа, – отвечает Виола. – А до него – его мама и прадедушка.

– Погоди минутку. – Я соображаю куда медленней остальных. – Раз мы живем в Новом свете двадцать с лишним лет…

– Двадцать три года, – уточняет Тэм.

– …то вы улетели со своей планеты еще до того, как мы сюда попали, – заключаю я.

Я оглядываюсь по сторонам: неужели никому не приходит в голову тот же вопрос?

– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем вы полетели сюда, ничего не зная о планете?

– А зачем сюда прибыли первые переселенцы? – спрашивает меня Хильди. – Зачем люди вообще ищут себе новое место для жизни?

– Потому что оставаться на старом месте уже нельзя, – отвечает за меня Тэм. – Там так плохо, что нельзя не уйти.

– Старый свет – грязный, жестокий и тесный мир, – говорит Хильди, вытирая лицо салфеткой. – Он кишит людьми, которые ненавидят и убивают друг друга, которые хотят только зла. По крайней мере, так было много лет назад.

– Я там не была, не знаю, – говорит Виола. – Мои мама с папой… – Она умолкает.

А я все еще думаю, каково это – родиться на всамделишном космическом корабле, расти среди звезд и лететь, куда захочется, а не быть привязанным к планете, где все желают тебе только зла. Не подошло одно место – не беда, найдется другое. Полная свобода, лети, куда душа просит. По-моему, ничего лучше на свете быть не может.

За этими мыслями я не замечаю, какая тишина воцарилась за столом. Хильди гладит Виолу по спине, и я вижу, что глаза у нее на мокром месте и она опять начинает раскачиваться туда-сюда.

– Вы чего? – спрашиваю я. – Что я опять натворил?

Виола только морщится.

– Да чего вы?!

– По-моему, на сегодня хватит разговоров о Виолиных маме и папе, – ласково говорит Хильди. – Детишкам пора на боковую, вот что.

– Да еще не поздно! – Я выглядываю в окно. На улице даже солнце не село. – Нам надо добраться до поселения…

– Поселение называется Фарбранч, – перебивает меня Хильди, – и мы пойдем туда утром, как проснемся.

– Но те люди…

– Я охраняла здешние места еще до твоего рождения, щенок, – говорит Хильди, по-доброму, но твердо. – Никакие люди мне не страшны.

На это мне нечего ответить, а мой Шум Хильди игнорирует.

– Можно поинтересоваться, что у вас за дела в Фарбранче? – спрашивает Тэм, беря курительную трубку. Хотя он говорит непринужденным тоном, судя по Шуму, его разбирает любопытство.

– Просто дела, и все.

– У обоих?

Я смотрю на Виолу. Она перестала плакать, но лицо у нее все еще опухшее и красное. На вопрос Тэма я не отвечаю.

– Ну работы там невпроворот, – говорит Хильди, вставая из-за стола. – Если вы об этом. На огородах еще одна-две пары рук никогда лишними не будут.

Тэм тоже встает, и они вместе убирают со стола, а потом уносят тарелки на кухню, оставляя нас с Виолой наедине. Мы слышим их непринужденную болтовню, но Шума не разберешь.

– Думаешь, нам и впрямь стоит остаться на ночь? – тихо спрашиваю я Виолу.

Она тут же начинает яростно шептать, как будто и не слышала моего вопроса:

– Если из меня не бьет бесконечный фонтан мыслей и чувств, это еще не значит, что у меня их нет!

Я удивленно поворачиваюсь:

– Чего?!

Она продолжает злобно шептать:

– Каждый раз, когда ты думаешь: «Ах, у нее внутри сплошная пустота», или «Да она ничего не чувствует», или «Может, бросить ее с этой парочкой?», я все слышу, ясно?! Я все твои дурацкие мысли слышу! И понимаю куда больше, чем ты думаешь!

– Ах так?! – шепчу я в ответ, хотя Шум мой вовсе не шепчет. – А каждый раз, когда ты что-нибудь думаешь или чувствуешь, я ничего не слышу, ясно? И как прикажешь тебя понимать? Откуда я должен знать, что у тебя на уме, если ты все скрываешь?

– Я не скрываю! Я просто веду себя, как нормальные люди.